– Ну что вы, Тимур Русланович! – натужно рассмеялся мужчина. – Мы же отлично сработались, разве нет?
– Если бы мы с вами сработались, мне не пришлось бы иметь вчера достаточно неприятную беседу с заместителем министра, – отчеканил Кесаев. – Кстати, по забавному стечению обстоятельств позавчера в его кабинете побывали вы. Можете это объяснить?
– А должен? – Ковалев откровенно веселился. – Я вроде не ваш подчиненный.
– Оставим глупую пикировку, – поморщился москвич. – Скажите прямо – вас устраивает нынешний объем и качество доказательной базы?
– Целиком и полностью. Дело Шеина, Жаркова и Тарасюка практически полностью раскрыто, и доказательная база не требует корректировок. Эти трое вменяемы, подсудны и будут отвечать за свои преступления.
– Практически полностью? – уточнил Кесаев.
– Конечно, – кивнул полковник. – Расследование мы с вами строили на фактах, а не на домыслах каких-то экспертов. Так ведь?
– Полагаю, что да. Только это ваше «мы с вами», товарищ полковник, звучит немного странно. Похоже, что на самом деле вы не очень-то этого хотите. Как будто мы не с вами вместе одно дело делаем, а каждый сам по себе.
Ковалев в ответ усмехнулся:
– Товарищ полковник, я скажу сейчас абсолютную правду. В Москву я ездил к старому другу моего отца. То, что он является заместителем министра, – чистой воды совпадение. Потому связей я здесь никаких не вижу и намеков ваших не понимаю.
Мужчины посмотрели друг другу в глаза – и оба не отвели взгляда.
– Всего доброго, – сказал Ковалев, отбросил окурок и направился вниз по ступенькам.
Буркнув что-то в ответ, Кесаев вошел в здание.
История с Таней Глагольцевой не прошла для Чикатило бесследно. На следующий день он сидел в кабинете директора, впрочем, с самым невинным видом, и не оправдывался, а спокойно, в своей обычной манере, объяснял:
– …Я ее на дополнительное оставил, на ключ закрыл, чтоб не отвлекалась. Сам в учительскую пошел, а когда вернулся, ее уже не было в классе.
– Она иначе говорит. Вот, почитайте, – холодно сказал директор и протянул бумагу, исписанную крупным аккуратным девичьим почерком. Чикатило начал читать, часто помаргивая. Директор некоторое время смотрел на него, потом вдруг забрал лист и начал читать сам, вслух:
– «…Сел ко мне за парту, стал обнимать, целовать… Хватал руками за грудь, пытался снять с меня трусы. Я испугалась, отталкивала его, сопротивлялась. Он поцарапал мне ноги, бедра… Он пошел открывать дверь. Воспользовавшись этим, я выпрыгнула в окно».
– Это неправда, – спокойно возразил мужчина.
– И это не первый раз, – не слушая его, произнес директор. – А та история на озере…
– Я же объяснял! – Чикатило развел руками. – Мне показалось, что девочка тонет, я полез ее спасать. Я же не знал, что они так шутят. Ничего постыдного в моих действиях не было. И не могло быть. Это же дети…
– А знаете, как эти дети между собой вас называют, Андрей Романович?
– Вы же не можете воспринимать это всерьез. Это же абсурд, – учитель откинулся на спинку стула.
– Вот это… – директор постучал костяшками пальцев по Таниному заявлению, – никакой не абсурд, а вполне себе конкретные обвинения, на которые я, как руководитель, обязан реагировать. Потому вот вам бумага… – он пододвинул к Чикатило чистый лист, – ручка… – припечатал лист ручкой, – садитесь и пишите заявление по собственному желанию.
Чикатило взял ручку, поднял на директора невинные глаза.
– Вы бы хоть разобрались!
– Пишите, – повысил голос мужчина. – И вон из школы!
Горюнов, Витвицкий и Некрасов в тот вечер задержались на работе дольше обычного. У каждого было дело – Горюнов просматривал оперативные сводки, Витвицкий штудировал архивные дела в поисках зацепок, а Некрасов что-то увлеченно то ли писал, то ли рисовал в блокноте.
Кесаев вошел в кабинет без стука – он не ожидал тут никого застать. Витвицкий и Горюнов встали.
– Здравствуйте, – Кесаев по очереди пожал им руки.
Некрасов даже не поднял головы, весь погруженный в свое занятие.
– Как съездили, товарищ полковник? – спросил Горюнов.
– Сложно. Евгений Николаевич, уделите мне минутку?
– Да, конечно, – продолжая рисовать, ответил профессор. – Внимательно вас слушаю.
– Я уже знаю о вашем заключении относительно подозреваемых, – начал Кесаев. – Они невиновны. Но…
– Если вы о том, кто настоящий убийца, скажу сразу: понятия не имею, – Некрасов сделал несколько широких росчерков в блокноте. – У меня слишком мало данных и материалов. Я читал выжимку из старых дел, которую подготовил Виталий и симпатичная старший лейтенант. Овсянникова, кажется? Выжимка скудная и формальная.
Витвицкий оторвался от папки с делом, на лице его была обида:
– Но Евгений Николаевич! Вы же говорили, что…
– Подождите, капитан, – оборвал его следователь и навис над Некрасовым. – Что вы хотите?
– Я хочу сам поработать в архиве. Пожалуйста, Тимур Русланович, обеспечьте мне это удовольствие, – ответил ученый и оторвался, наконец, от рисунка.