Чикатило. Явление зверя

Витвицкий, казалось, уже не слышал ее, снова заблудившись в своих мыслях.

— Я скоро вернусь, — бросил он, шагая к дверям, но вдруг, будто вспомнив что-то, развернулся и возвратился обратно. Заговорил, возбужденно жестикулируя: — В правой стопке дела, созвучные с нашим. Левая неразобранная. Обращайте внимание на жертвы: многочисленные ножевые, изнасилование либо попытка изнасилования… Это важно.

Старший лейтенант молча кивнула.

— Вы меня прикройте, если что, — немного виновато улыбнулся Витвицкий.

— Само собой… — ответила она.

Мужчина махнул рукой, что-то хотел сказать, но передумал и поспешно вышел. Овсянникова ошалело смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Интересно, сколько еще сюрпризов таится в этом несуразном человеке?

* * *

Щелкнул выключатель, бобины магнитофона неспешно пришли в движение. В кабинете за столом с микрофоном на этот раз сидели оба — Жарков и Шеин. Вокруг привычно расселись Ковалев со своими сотрудниками и Кесаев с московской командой. Недоставало только сосланных в архив Овсянниковой и Витвицкого.

— Гражданин Шеин. Гражданин Жарков, — голос Ковалева звучал предельно официально. — Вы дали показания, признав свою вину в убийстве несовершеннолетнего Игоря Годовикова. Расскажите еще раз, под запись, как именно это произошло. Начнем с вас, Жарков.

Жарков оглядел присутствующих, приосанился. Ему явно льстило всеобщее внимание. Шеин смотрел на приятеля с некоторой ревностью.

— Ну, эта… Я, короче, шел от электрички. С платформы этой… Пригородной, короче, — начал подозреваемый.

— Мы шли, — ревниво поправил Шеин.

Жарков замолчал, повернулся и посмотрел на Шеина как на пустое место. Шеин подобрался, принимая вызов, набычился, но в последний момент сдержал себя.

— Шел, короче, я, значит, по дорожке, — продолжил Жарков. — Ну, тропинка там такая. К лесополосе. Ну и эта…

Парень снова сделал паузу, ему явно не хватало слов. Он беспомощно пробежал взглядом по лицам собравшихся в кабинете, словно пытаясь найти поддержку. Наткнулся на внимательный и даже благожелательный взгляд Ковалева, приободрился и закончил:

— Вот, короче, я пацана этого и эта… Короче, в кусты и затащил. Вот.

— Ты шо, баклан, припух? — не выдержал внимательно следивший за рассказом Шеин. — Это я… Я шнурка затащил! Я, понял, бля?!

Жарков посмотрел на подельника с превосходством.

— С хуя ли ты? — снизошел он до вопроса.

— А кто, бля? Ты, что ли? — негодовал Шеин.

— Мы затащили! — примирительно подытожил Жарков.

Ковалев постучал карандашом по столешнице, прерывая спор и призывая к порядку.

— Гражданин Шеин, у вас будет возможность изложить свою версию. Гражданин Жарков! Продолжайте.

Получив официальное разрешение продолжать, Жарков снова приосанился, придал лицу торжествующее выражение и продолжил:

— Ну, короче, я его в кусты затащил и там… — он сделал нарочито театральную паузу и выпалил: — Завалил. Наглушняк.

Обвел взглядом слушателей, будто ожидал эффекта разорвавшейся бомбы. Но ожидаемой реакции не последовало.

— Каким образом вы совершили убийство несовершеннолетнего Годовикова? — сухо уточнил Липягин.

— Шо? — растерялся Жарков.

— Орудие убийства какое, Жарков? — раздраженно перевел вопрос заместителя Ковалев.

— А, орудие… — протянул подозреваемый. — Ну эта… Короче, пописал я его. Притыкой… Ну, короче, ножиком.

Продолжавший внимательно следить за подельником Шеин снова взорвался.

— Кого вы слушаете, бля? — заорал он в негодовании. — Пиздабола ростовского! Не было у него притыки, во, зуб даю!

Шеин быстро щелкнул ногтем по переднему зубу, провел большим пальцем под подбородком и трижды сплюнул, как положено по «понятиям» во время блатной клятвы.

— А у кого была? — тут же среагировал Липягин.

— У меня, ясное дело, — перехватил инициативу Шеин, не желая отдавать подельнику всеобщее внимание.

— Да хуй! Это мой кесарь, — возмутился Жарков. — Я у Жендоса в секу выиграл, — доверительно поделился он с Ковалевым, чувствуя в нем главного.

Полковник кивнул.

— Ну, ну, дальше?

— Это я, бля! — снова вклинился Шеин. — Я шнурка завалил! Он, сучонок, дергаться начал, и я его… Руку вон поцарапал удочкой этой ебаной.

Шеин потянул рукав, оголяя предплечье и демонстрируя самое весомое свое доказательство — царапину на руке.

— Ну-ка прекратить жаргон! — гаркнул Липягин. — Не в блатхате. Подозреваемый Шеин, ответите по существу, когда вас спросят. Жарков, продолжайте.

— Закройся, короче, понял? Ты вообще кого завалить можешь? — мстительно огрызнулся Жарков на Шеина, снова чувствуя себя в центре внимания, и поделился с Ковалевым: — Мы в седьмом классе кошку хотели зажарить. Ну, на костре, короче. Поймали мурку, решили ее повесить вначале, так этот даже петлю зассал затянуть… Ссыкло!

Последний пассаж был адресован лично Шеину и прозвучал до крайности обидно. Тот резко вскочил из-за стола.

— Сам ты ссыкло! Я кошек жалею, бля, понял? А тебя, пидораса, не пожалею нихуя.

— Шеин! Сядьте! — осадил Ковалев.

— Шо? Как ты меня назвал?! — взвился Жарков, тоже поднимаясь из-за стола.

— На место! Оба! — гаркнул Ковалев.