— Ну что вы, Тимур Русланович! — натужно рассмеялся мужчина. — Мы же отлично сработались, разве нет?
— Если бы мы с вами сработались, мне не пришлось бы иметь вчера достаточно неприятную беседу с заместителем министра, — отчеканил Кесаев. — Кстати, по забавному стечению обстоятельств позавчера в его кабинете побывали вы. Можете это объяснить?
— А должен? — Ковалев откровенно веселился. — Я вроде не ваш подчиненный.
— Оставим глупую пикировку, — поморщился москвич. — Скажите прямо — вас устраивает нынешний объем и качество доказательной базы?
— Целиком и полностью. Дело Шеина, Жаркова и Тарасюка практически полностью раскрыто, и доказательная база не требует корректировок. Эти трое вменяемы, подсудны и будут отвечать за свои преступления.
— Практически полностью? — уточнил Кесаев.
— Конечно, — кивнул полковник. — Расследование мы с вами строили на фактах, а не на домыслах каких-то экспертов. Так ведь?
— Полагаю, что да. Только это ваше «мы с вами», товарищ полковник, звучит немного странно. Похоже, что на самом деле вы не очень-то этого хотите. Как будто мы не с вами вместе одно дело делаем, а каждый сам по себе.
Ковалев в ответ усмехнулся:
— Товарищ полковник, я скажу сейчас абсолютную правду. В Москву я ездил к старому другу моего отца. То, что он является заместителем министра, — чистой воды совпадение. Потому связей я здесь никаких не вижу и намеков ваших не понимаю.
Мужчины посмотрели друг другу в глаза — и оба не отвели взгляда.
— Всего доброго, — сказал Ковалев, отбросил окурок и направился вниз по ступенькам.
Буркнув что-то в ответ, Кесаев вошел в здание.
История с Таней Глагольцевой не прошла для Чикатило бесследно. На следующий день он сидел в кабинете директора, впрочем, с самым невинным видом, и не оправдывался, а спокойно, в своей обычной манере, объяснял:
— …Я ее на дополнительное оставил, на ключ закрыл, чтоб не отвлекалась. Сам в учительскую пошел, а когда вернулся, ее уже не было в классе.
— Она иначе говорит. Вот, почитайте, — холодно сказал директор и протянул бумагу, исписанную крупным аккуратным девичьим почерком. Чикатило начал читать, часто помаргивая. Директор некоторое время смотрел на него, потом вдруг забрал лист и начал читать сам, вслух:
— «…Сел ко мне за парту, стал обнимать, целовать… Хватал руками за грудь, пытался снять с меня трусы. Я испугалась, отталкивала его, сопротивлялась. Он поцарапал мне ноги, бедра… Он пошел открывать дверь. Воспользовавшись этим, я выпрыгнула в окно».
— Это неправда, — спокойно возразил мужчина.
— И это не первый раз, — не слушая его, произнес директор. — А та история на озере…
— Я же объяснял! — Чикатило развел руками. — Мне показалось, что девочка тонет, я полез ее спасать. Я же не знал, что они так шутят. Ничего постыдного в моих действиях не было. И не могло быть. Это же дети…
— А знаете, как эти дети между собой вас называют, Андрей Романович?
— Вы же не можете воспринимать это всерьез. Это же абсурд, — учитель откинулся на спинку стула.
— Вот это… — директор постучал костяшками пальцев по Таниному заявлению, — никакой не абсурд, а вполне себе конкретные обвинения, на которые я, как руководитель, обязан реагировать. Потому вот вам бумага… — он пододвинул к Чикатило чистый лист, — ручка… — припечатал лист ручкой, — садитесь и пишите заявление по собственному желанию.
Чикатило взял ручку, поднял на директора невинные глаза.
— Вы бы хоть разобрались!
— Пишите, — повысил голос мужчина. — И вон из школы!
Горюнов, Витвицкий и Некрасов в тот вечер задержались на работе дольше обычного. У каждого было дело — Горюнов просматривал оперативные сводки, Витвицкий штудировал архивные дела в поисках зацепок, а Некрасов что-то увлеченно то ли писал, то ли рисовал в блокноте.
Кесаев вошел в кабинет без стука — он не ожидал тут никого застать. Витвицкий и Горюнов встали.
— Здравствуйте, — Кесаев по очереди пожал им руки.
Некрасов даже не поднял головы, весь погруженный в свое занятие.
— Как съездили, товарищ полковник? — спросил Горюнов.
— Сложно. Евгений Николаевич, уделите мне минутку?
— Да, конечно, — продолжая рисовать, ответил профессор. — Внимательно вас слушаю.
— Я уже знаю о вашем заключении относительно подозреваемых, — начал Кесаев. — Они невиновны. Но…
— Если вы о том, кто настоящий убийца, скажу сразу: понятия не имею, — Некрасов сделал несколько широких росчерков в блокноте. — У меня слишком мало данных и материалов. Я читал выжимку из старых дел, которую подготовил Виталий и симпатичная старший лейтенант. Овсянникова, кажется? Выжимка скудная и формальная.
Витвицкий оторвался от папки с делом, на лице его была обида:
— Но Евгений Николаевич! Вы же говорили, что…
— Подождите, капитан, — оборвал его следователь и навис над Некрасовым. — Что вы хотите?
— Я хочу сам поработать в архиве. Пожалуйста, Тимур Русланович, обеспечьте мне это удовольствие, — ответил ученый и оторвался, наконец, от рисунка.