То, что случилось с Чикатило пятью годами ранее, в конце семидесятых, случайностью не было. Скорее это была страшная, не выявленная и не объясненная пока никем закономерность — еще один шаг в цепочке. Шаг этот он сделал в прямом и переносном смысле на автовокзале.
У платформы, от которой отъезжали автобусы, толпился народ с чемоданами, баулами, сумками, коробками. Несколько рейсовых «Икарусов» стояли под посадкой. Вокруг царили гомон, суета, где-то плакал ребенок.
В сторонке от вокзальной суматохи, неподалеку от киоска с надписью «ПИРОЖКИ», отиралась молодая еще, но уже слегка потасканная жизнью девица. Для советских времен у нее все было немножко сверх меры — слишком откровенный вырез на блузке, слишком короткая длина подола, слишком яркие тени, слишком вызывающая помада. Девица скучала, постукивая каблучком, поглядывала по сторонам из-под густо накрашенных ресниц, жевала жвачку.
Таких не пропускали командированные мужики и обиженные жизнью тетки. И если мужчины проявляли к ним интерес, то тетки лишь цедили сквозь зубы: «шалава». Чикатило приметил девицу издали, какое-то время разглядывал ее, будто взвешивая все «за» и «против». Раздумья его длились недолго. Он решительно двинулся к девице, снимая на ходу с пальца обручальное кольцо. Остановился в паре шагов от шалавы, пряча кольцо в карман, заколебался.
Девица заметила его интерес. Оглядела мужчину наметанным глазом. Тот выглядел несуразно. Мужчинка, а не мужчина. К тому же заметно нервничал — по всему было видно, что это его первый опыт общения с проститутками. Шалава посмотрела с превосходством, усмехнулась:
— Мужчина, вам чего?
— Я… — начал было Чикатило, но замолчал на полуслове.
— Мы знакомы? — продолжила изгаляться девица. Дразнить вот таких додиков ей всегда было забавно, хоть какое-то развлечение.
— Нет… — замялся Чикатило и наконец решился: — Но я хотел бы… Познакомиться.
Шалава с насмешкой оглядела его с головы до ног, надула пузырь жвачки, лопнула.
— У-у-у ты какой! — протянула, явно пародируя Хазанова, и рассмеялась. — А есть где?
— Что? — не понял мужчина.
— Знакомиться где, дядя?
— А… да, есть, конечно. Тут недалеко! Мазанка…
Шалава убрала с лица насмешку, посмотрела на мужичка как на клиента, оценивая его платежеспособность. Снова надула и лопнула пузырь жвачки.
— Треха. За один раз! — озвучила она ценник.
Чикатило нахмурился, сжал губы, словно совершая мучительный внутренний выбор, наконец предложил свой вариант:
— Десять. Но вы… ты сделаешь то, что скажу.
Шалава снова посмотрела на клиента, теперь уже с интересом.
— Тю-ю… Извращенец, что ли?
— Неважно. Так шо? Десять рублей.
— Ну, пошли… — ухмыльнулась она.
— Приветствую, Виталий. Как жив-здоров?
Витвицкий оторвался от документов и посмотрел на вошедшего Некрасова.
— Доброе утро. Спасибо, ничего.
— Ничего — это ничего, — наставительно сказал профессор. — Пустое место!
Он сел за свой стол, достал бумаги, разложил их и извлек из портфеля блокнот.
— Ты подготовил выписки по криминальным трупам из моргов? — дежурно спросил у Витвицкого.
— Заканчиваю. Евгений Николаевич, а можно вопрос?
— Можно, как говорят наши коллеги в погонах, Глашку за ляжку, — отозвался Некрасов, задумчиво перебирая бумаги, и посмотрел на молодого коллегу. — Какой вопрос?
— Вы вот намекнули, что просчитали психотип убийцы, — Витвицкий подсел ближе к бывшему учителю. — Что это якобы один человек и что он…
— Погоди, погоди, — остановил его Некрасов. — Сегодня в одиннадцать совещание с нашим, так сказать, начальством. Вот на нем ты все и узнаешь — ну, согласись, рассказывать одну историю дважды не комильфо.
Это прозвучало довольно обидно, но Витвицкий не успел ничего сказать. В дверь постучали, вошла Овсянникова. Ирина была в форме, без малейших следов макияжа, волосы она собрала в пучок, а на лице застыло суровое, даже злое выражение.
— А, вот и Ириша! — залопотал Некрасов. — Здравствуйте. Все хорошеете.
Девушка повернулась к Некрасову, искусственно улыбнулась, как кукла.
— Доброе утро, Евгений Николаевич!
— Доброе утро, Ирина! — тепло улыбнулся Витвицкий. — Сделать вам кофе?
Вместо ответа Овсянникова с каменным выражением лица прошла к своему столу. Понять такую перемену в поведении капитан не мог, потому смотрел на нее, часто моргая. Ирина тем временем села к столу, вытащила из ящика толстые папки, водрузила на стол.
— Ирина, кофе… — улыбаясь по инерции, повторил Витвицкий.
— Нет. Ничего не нужно, — ледяным тоном ответила она, не удостоив его даже взглядом.
Мужчина перестал улыбаться, растерянно посмотрел на Овсянникову, перевел взгляд на Некрасова, ища поддержки или понимания. Тот улыбался, словно сытый кот.
— Пойду прогуляюсь перед докладом. Тезисы в голове покручу, — сказал профессор, поднявшись из-за стола. — До встречи!
Витвицкий проводил его взглядом и подскочил к столу Ирины, едва за Некрасовым закрылась дверь.
— Ирина, что случилось? — искренне недоумевая, спросил он.
— Ничего, Виталий Иннокентьевич, — не глядя на него, отозвалась Овсянникова. — Ровным счетом ни-че-го.