Чикатило. Явление зверя

Мужчина обернулся с выражением счастья на лице — он выстрелил! Инструктор его радости не разделила:

— Очень плохо.

— Я попал в маленькую цифру? — уточнил Виталий.

— Вы вообще не попали в мишень, товарищ капитан. Рукой дернули. Расслабьтесь, что вы как каменный? Дышите глубоко и спокойно. На спусковой крючок давите плавно, без рывков. Давайте, приготовились, огонь по моей команде.

Витвицкий поднял руку с пистолетом и принялся старательно целиться, задним числом пытаясь понять, как можно расслабиться при такой концентрации внимания. Вокруг продолжали хлопать выстрелы. Капитан сосредоточился на мишени и не видел, что за ним наблюдает Овсянникова.

* * *

— Опять в командировку?

Чикатило оторвался от разложенного на тахте белья: трусов, майки, носков, которые он уже приготовился укладывать в портфель, — и обернулся. В дверях комнаты стояла Фаина.

— Ну, вот… — виновато развел руками Чикатило, — больше некого послать, а там муфты и прокладки. Недокомплект получился.

— Как всегда, нашли козла отпущения, — проворчала жена. — А ты что же, отказаться не мог?

Чикатило рассеянно улыбнулся и снова развел руками — мол, работа есть работа. Фаина заметила забинтованную руку, заволновалась:

— Андрей, что с рукой?

— Да пустяки, — отмахнулся мужчина. — Поцарапался на работе.

Фаина подошла ближе и принялась укладывать вещи в портфель.

— Надолго едешь?

— На три дня.

Он внимательно следил за женой, думая только о том, что если сейчас она наткнется в портфеле на завернутый в полотенце нож, то объясняться будет непросто. В голове быстро защелкали версии оправданий одна глупее другой, но пронесло. Фаина застегнула портфель и протянула его мужу, так ничего и не заметив:

— Иди поешь перед дорогой.

Чикатило спокойно взял портфель и с нежностью посмотрел на жену.

— Прости, Фенечка, совсем времени нет. Ехать надо. На вокзале перехвачу чего-нибудь.

Он поцеловал Фаину в щеку и вышел.

* * *

С Шеиным Липягин встретился в комнате для допросов. Не то чтобы он чего-то опасался со стороны подозреваемого, скорее, хотел дать понять ему, что шутки закончились. И разговор он начал не сразу, давая парню возможность прочувствовать и осознать себя в не самом приятном пространстве. Липягин что-то писал. Шеин сидел напротив и озирался с тоской, ему явно было неуютно. Не зная, куда деть глаза, он задрал голову и посмотрел на лампочку под потолком.

— Шеин, ты чего там высматриваешь? — поинтересовался майор, мысленно радуясь, что клиент нервничает, а значит, его тактика оказалась верной.

— Ничего…

— Знаешь, зачем я пришел?

— Я не убивал никого. Пошутил просто, я говорил уже, — залопотал Шеин, все сильнее распаляясь с каждым словом. — У нас что, за шутки в тюрьму сажают? Сажают, да?!

Последний вопрос он буквально выкрикнул в лицо майора. Липягин спокойно отложил ручку, внимательно и сурово посмотрел на подозреваемого.

— Нет, гражданин Шеин. За шутки у нас не сажают. За шутки у нас расстреливают, — голос Липягина неожиданно сделался грозным. — Знаешь, пиздюк малолетний, как это происходит?

Шеин, напуганный внезапно произошедшей с только что спокойным мужчиной переменой, замотал головой.

— Сначала ты будешь сидеть в одиночке. Долго. Месяц. Два, три, четыре. И каждую ночь ждать, что за тобой придут, — голос Липягина снова сделался спокойным, но в нем теперь звучала угроза. — А потом… Потом, когда ты устанешь ждать и волосы твои станут седыми, как у старика, однажды откроется дверь. Там будут конвоиры и прокурор.

— З-зачем прокурор? — не понял Шеин.

— Он тебе скажет, что нужно написать новое прошение о помиловании взамен отклоненного. А на самом деле он должен будет подтвердить факт твоей смерти, Шеин, понял?

Шеин глядел на Липягина как кролик на удава и так же загипнотизированно, как кролик перед удавом, кивнул.

— Тебя выведут в коридор… Темный такой, только в конце будет гореть лампочка… И железная дверь сбоку… И конвойный прикажет тебе: «Вперед! Не оборачиваться!» И ты пойдешь… И когда ты дойдешь до конца и войдешь в комнату, в двери сбоку откроется окошечко… И — бах!

Липягин громко хлопнул ладонью по столу. Шеин лихорадочно дернулся, принялся нервно мять рубашку на груди.

— Я не хочу седым… — забормотал он дрожащими губами. — Я не хочу «бах»! Я… пожалуйста! Я домой хочу! Отпустите меня! — и вдруг заорал отчаянно, будто только сейчас поняв всю серьезность происходящего: — Суки, за что?! Я ничего не делал!

— Поздно, Шеин! — майор смотрел на подозреваемого спокойно, даже чуть ласково, с пониманием. — Теперь у тебя только один способ избежать смерти.

— Какой? — с надеждой выдохнул парень.

— Ты отказался от своих предыдущих показаний, так? Подпиши новый, уточняющий протокол — и пойдешь в камеру баиньки.

— Если подпишу, меня не расстреляют? — Шеин снова смотрел на майора словно завороженный.

— Если скажешь правду — как убивал, как тела прятал, — нет. В психушку поедешь. Лечиться. Там компот дают и телевизор смотреть можно, — ласково улыбнулся Липягин. — У нас за правду не расстреливают.

* * *

Овсянникова сделала последний выстрел, выщелкнула обойму, положила ее и пистолет на стол и отрапортовала: