Шаманство представляет собой такую важную составную часть алтайской религии, что с давних пор этим термином стали определять ее всю; им пользуются, иногда неправильно, для обозначения некоторых религий, встречающихся в других частях света. Шаманизм еще практикуется различными сибирскими национальными меньшинствами, а в Корее насчитывается около 100 000 mudang, мужчин и женщин. «Шаман» — слово тунгусского происхождения и обозначает человека «исступленного», «возбужденного», переживающего периоды экстаза и одержимости. Член племенного сообщества, охотник, пастух или кузнец, иногда из семьи шаманов, — он находится под пристальным наблюдением старейшин, которые его заметили, оценили и, наконец, назначили. Однажды избранный родом шаман приступает к исполнению своих обязанностей.
Когда умирает шаман, племя должно найти ему замену. Это зависит как от мнения сообщества, так и от личных данных. В самом деле, речь идет о том, чтобы найти среди себе подобных одного или нескольких «посещаемых» (духом). Многочисленные и сложные признаки — странные или вещие сны, кошмары, стремление к самоизоляции, невнятные слова — позволяют открыть имя того, кто будет призван играть эту роль. «Симптомы» шаманизма в Центральной Азии, в Сибири и в Корее связаны с различными проявлениями: прострация, боязнь света, лазанье по скалам, жестикуляция или «арктическая истерия» (piblokto). С этим неразрывно связаны сомнамбулизм, болезненное самоуглубление, истерия и некоторые признаки душевной неуравновешенности. Так, благодаря некоторым особенностям психосоматического порядка, иногда с трудом поддающимся определению, делается вывод о «призвании к шаманству».
Тогда начинается обучение ремеслу. Постепенно шаман входит в состояние, которое позволяет ему установить связь со сверхъестественным, чтобы защитить интересы рода: он должен «договариваться» с силами невидимого мира о прекращении эпидемий и падежа скота, снятии порчи. Для этого он должен перенестись к духам небесным или подземным. Конец такого путешествия включает иногда декламацию — рассказ, театрализованное представление о пребывании в другом мире. Чтобы совершить это путешествие, шаман облачается в нелепые волшебные одежды, часто это пальто, украшенное металлическими пластинками, ритуальными вышитым мотивами, хвостами или когтями животных, имеющими символический смысл — космогонический, сексуальный или охотничий. Сопровождаемый непрерывными оглушительными ударами бубна, по которому бьют деревянной изогнутой колотушкой, иступленным звоном бубенцов и колокольчиков, рокотом варганов [17], шаман входит в транс. С пеной на губах, закатив глаза, с пронзительно свистящими или глухими звуками, вырывающимися из горла, или иногда испуская крики, подобные крикам животных, он мечется как медведь в клетке, жестикулирует как в каталептическом припадке; наконец, он «переносится в другой мир», «поднимается на небо», где встречается с призраками, духами, божественными животными и другими обитателями невидимого сверхъестественного мира, которые сообщают ему необыкновенные свойства. Такие терапевтические, провидческие, заступнические и жреческие возможности придают шаманам опасную гипнотическую силу. В мире, в котором предрассудки, запреты и обряды очищения играют столь важную роль, — как обычным людям, будь они даже вождями племен или ханами, не бояться шаманов?
Эти люди, вступающие в более или менее тесное общение с потусторонним миром, с усопшими, с оккультными силами, могут, как принято считать, вызывать молнию, град или ветер. Они внушают уважение, им льстят и их боятся. При генеральном штабе хана их помощь необходима, поскольку религиозные обряды для предсказания будущего, гадание на костях животных или на стрелах, на обожженных лопатках — возложены на них. В связи с кочевым образом жизни монгольские шаманы не привязаны к определенному месту, признанному священным и всем известному, но власть их велика: очищение, жертвоприношения богам, похороны обязательно проходят через их руки.
Рядом с Чингисханом постоянно находится как раз один из них, шаман, пользующийся большим влиянием: Тэб-Тенгри, «Небеснейший» Кэкчу. Он сын Мунлика, того самого, которому умирающий Есугэй доверил заботу о своих детях, остающихся сиротами. Даже если бы Мунлик не выполнил последнюю волю друга, он, кажется, все равно навсегда сохранил бы привязанность Тэмуджина. Кэкчу — четвертый из семи сыновей Мун лика, стал одним из самых влиятельных шаманов. Это он организовал церемонию большого курултая. Очень честолюбивый, он относится с нескрываемым высокомерием и наглостью к самым высокопоставленным сановникам императора. Однажды он дошел до того, что избил Джучи-Казара, брата хана. Неизвестно, шла ли речь о политическом соперничестве или это была просто пьяная драка. Но с этой минуты отношения Кэкчу с семьей Чингисхана пошатнулись.