Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

Полководец поспешил оставить дворец и на лошади из императорской конюшни поскакал в сопровождении двух сановников за городскую стену. У одного из них было в руке белое знамя с изображением красно-желтого дракона, этим они давали монголам понять, что посланы на переговоры. Когда они достигли охранения монголов, к хану послали гонца с известием об их появлении.

Чингисхан сказал Мухули:

— Оставайся со мной, мой друг. Ты видишь, они в страхе и пожелали узнать, почему я отступил.

— И что ты им скажешь? — спросил военачальник.

— Много — и ничего!

— Как мы примем их, мой хан: как врагов или как гостей?

— Как гостей. Но если они нанесут нам оскорбление или заденут нашу честь, то…

Хан не закончил мысль, он вернулся на свое место на северной половине шатра и опустился на невысокий трон, покрытый шкурой рыси. Мухули в ожидании китайцев оставался у входа, а за его спиной стоял писец Тататунго, он же и переводчик. Из осторожности Чингисхан отказался от мысли воспользоваться для этой цели услугами китайского полководца Лу.

Хан подал знак. В шатер вступил императорский посланец.

Он отдал глубокий поклон Чингисхану и как только открыл было рот, чтобы произнести подобающие такому случаю слова приветствия, слуга протянул ему позолоченную фарфоровую чашу с холодным молоком и сушеные фрукты.

— Был ли твой путь приятным, полководец? — вежливо осведомился хан, оглядывая его с ног до головы. — Принесите мягкий платок, чтобы высокий гость мог стереть пот со лба.

— Я… — невнятно выдавил из себя китаец.

— Да-да, я вижу, тебе досаждают мухи. Извини моих слуг за это упущение.

Он сделал знак рукой, и слуги принялись помахивать около китайского посланца веерами из страусовых перьев, делая вид, будто отгоняют назойливых насекомых.

— Пей, пей! — настойчиво угощал Чингисхан, и посланник через силу допил большую чашу до дна, до последней капли. Когда слуги приняли ее из его рук, хан, расплываясь в улыбке, предложил: — А теперь угощайся фруктами, и пусть мои вопросы не слишком тебя отвлекают! Что у тебя за лошадь?

— Она из конюшни императора. А мне…

— Да?

— А мне поручено передать вам, великому императору всех народов степи, привет от Сына Неба.

— Как он поживает? Хорошо ли ему спится, радуют ли его яства, и вообще, чем он наслаждается, когда свободен от своих небесных обязанностей?

— Рисует! Пишет картины!

— Он рисует, — повторил Чингисхан, пряча в усах удовлетворенную улыбку. Улыбнулся и Мухули, и даже переводчик, лишь слуги стояли с каменными лицами.

— И что же он рисует? — допытывался Чингис. — Город?

— Горы, озера, деревья, попугаев и беседки.

Слуги принесли китайскому полководцу, а также Мухули и самому Чингисхану тяжелые серебряные кубки с крепкой рисовой водкой.

— Мне запрещено принимать во время переговоров крепкие напитки, чтобы не уронить достоинства и не потерять нити мыслей, — сказал китаец.

— О-о! — Чингисхан сделал удивленное лицо. — А я хотел выпить с тобой за здоровье вашего императора! Неужели я должен отказаться от этого только потому, что таковы китайские церемонии?

Хан выпил, и, когда он оторвал от губ кубок, полководец тоже выпил и поспешил объяснить:

— Нет, за здоровье моего императора мне пить не запрещено, мне лишь не разрешается принимать крепкие напитки прежде, чем я передам вам то, что поручено мне моим повелителем.

— Но ты все-таки выпил, — веселился Чингисхан.

— Мог ли я вас обидеть? — поклонился хану китаец. — Да будет мне позволено передать вам слова Сына Неба?

— Садись, — предложил Чингис.

— Я должен произнести эти слова стоя!

— Почему это?

— О-о, есть слова, которые могут показаться смешными, если их скажешь сидя.

— Будь по-твоему!

Китаец набрал полную грудь воздуха и сделал при этом такое лицо, будто ему не доставляет ни малейшего удовольствия выполнять поручение императора.

— Сын Неба, — начал он, заметно волнуясь, — спрашивает, почему вы вторглись в его страну. Он полагал, что с вами, монголами, он живет в мире!

Снова появились слуги с кубками рисовой водки.

Мухули прошептал что-то на ухо переводчику, тот склонился перед полководцем, теперь уже сидевшим, и прошептал:

— Выпейте за здоровье нашего хана!

— Мне это запрещено! Я уже замечаю, что… — так же шепотом ответил тот переводчику.

— Молчите и пейте! — зашипел на него переводчик.

— Как, ты не желаешь выпить за меня? — Хан сделал вид, что невесть как обиделся, и откинулся на спинку трона. Подняв глаза к деревянному перекрестью под крышей шатра, он сказал: — Ты можешь оставить нас, полководец. И передай вашему императору: я выпил за его здоровье, а его посол отказался осушить кубок за мое здоровье. Это оскорбляет наши законы гостеприимства, и я буду считать тебя моим врагом!

Быстро вскочив на ноги, китаец воскликнул:

— Я выпью!

И снова выпил до дна, до последней капли. Стоявший за его спиной Мухули улыбался во весь рот. Этот маленький розыгрыш был задуман для того, чтобы осадить посла китайского императора и дать ему понять, что он представляет слабейшую сторону и должен вести себя скромно.