— Тут важно понимать контекст, претор, — вновь поднял взгляд бывший сенатор. — Прибыл представитель от трижды проклятого Флавия Гонория, точнее, от четырежды проклятого консула Флавия Аэция… Он карал за любое неповиновение и поставил своих людей во главе гарнизона — они верны лично ему, поэтому будут драться до конца. Мы бы и рады сдать тебе город, но это было не в нашей власти. Ты накажешь невиновных…
— Таких ли уж невиновных? — спросил Эйрих. — Я от своих принципов отступать не собираюсь, поэтому лучше беги сейчас, лично тебе и твоей семье я это разрешаю, за твою личную смелость. Остальных же ждёт участь непокорных. Так, дайте мне пергамент и писчие принадлежности!
Всё было подано за считаные секунды.
Эйрих быстро написал на готском и продублировал на латыни разрешение на выезд лично для Флавия Азиния и его семьи, после чего передал этот пергамент римлянину.
— Можешь спасти кого-то ещё, — усмехнулся Эйрих. — Десятник Дегавин, со своим десятком сопроводи этого человека к его дому, чтобы собрал пожитки и родичей…
— Я отказываюсь! — воскликнул Флавий Азиний. — Ты начинаешь своё правление с тирании!!!
— Не начинаю я никакого правления, — усмехнулся Эйрих. — Я здесь в роли Бренна или Ганнибала, как тебе нравится. Как только штурм будет окончен и установится власть Сената готского народа, мои полномочия здесь — всё, окончены. Но, пока что, я имею право принимать какие угодно решения. Vae victis. Так ты отказываешься от дарованного мною разрешения?
— Как я смогу жить дальше, зная, что в своей попытке выпросить жизнь для невинных, сумел получить только жизнь себе и своим близким⁈ — римлянин упал на колени. — Умоляю, заклинаю Христом — смилостивись! Мы не заслужили кары!
Эйрих был не на шутку удивлён.
— То есть, выходит, что ты отказываешься от жизни своей и своих близких? — переспросил он.
— Отказываюсь, — решительно ответил Флавий Азиний. — Я не смогу жить с этим, а мои потомки не смогут нести бремя выживших. Лучше честная смерть вместе со всеми.
Это было нехарактерное для обычных патрициев поведение. Опыт общения с ними привёл Эйриха к выводу, что эти жалкие людишки думают только о своих животах и кошелях, а на большее их скорбные разумы не способны…
— Ты, признаться, ввёл меня в замешательство, — произнёс Эйрих задумчиво. — Что ж, тогда я отложу вопрос участи патрициев этого города. Решать будет Сенат.
— Претор, мне сопровождать его к… — вмешался десятник.
— Нет, — покачал Эйрих головой. — Возвращайся к своим обязанностям. А ты, Флавий Азиний… Ты сумел произвести на меня впечатление, поэтому можешь возвращаться к своим людям и успокаивать их — вашу судьбу будут решать готские сенаторы, а не я.
— Я буду благодарен тебе по гроб жизни, претор, — трижды поклонился в пояс вставший на ноги римлянин.
— Да-да, конечно, — отмахнулся от него Эйрих. — А теперь позаботься о том, чтобы гарнизон этого неожиданно возникшего каструма сложил оружие.
Гигантский город — гигантские проблемы.
Сенат, не желающий впутываться в постосадные проблемы, назначил Эйриха временным префектом Рима, чтобы он сам разобрался со всеми проблемами и предоставил сенаторам город в образцовом порядке. Это было очень удобно, потому что не требовало отвлечения других функционеров магистратуры от их насущных дел, но Эйриху такой финт ушами сильно не понравился.
Город пребывал в разрухе и волнениях, начались грабежи и убийства, потому что кто-то разнёс слухи, будто бы готы не собираются раздавать хлеб. Якобы они хотят заморить честных римлян голодом, дабы потом занять освободившиеся жилища.
Проблему с хлебом удалось решить за счёт Сельской Италии, где заблаговременно создавались большие запасы, отчасти и за счёт личных средств Эйриха. Львиную долю запасов на склады закупил Сенат, конечно же, но Эйрих предвидел продовольственную катастрофу в период закрепления власти и закупился даже сверх необходимого.
Конвои с зерном прибыли точно в назначенные сроки, Эйрих организовал раздачу зерна и катастрофы удалось избежать. На прокорм полумиллиона населения ушла настоящая прорва денег, но параллельно с расходованием складских запасов, Эйрих налаживал связи с поставщиками зерна из Египта.
С этими была отдельная песня — велась интенсивная переписка с уполномоченным представителем комиции египетских магнатов-латифундистов, заседающим в Сиракузах, но камнем преткновения были цены. Эйрих выступал за фиксированную цену, не пересекающую определённый потолок, а латифундисты хотели сохранить свою свободу в Риме и ратовали за динамическую цену, так называемую «рыночную», чтобы не «выключать» Рим из общего зернового рынка и сохранить традиционную конкуренцию Рима и Константинополя за зерно. Эйриха подобная ерунда категорически не устраивала, потому что он хотел стабильности поставок, а не регулярной перебранки с Восточной империей.