Чингисхан. Демон Востока

— Да, — кивнул римлянин. — Моё чутьё подсказывает, что нельзя упускать такого талантливого военачальника.

— Отличный выбор, чутьё тебя не подвело, — усмехнулся Эйрих.

Похвала от такого человека пришлась по душе Хродегеру. Сам он себя выдающимся стратегом или тактиком не считал, но цену себе знал и знал, как правильно управлять войском.

— Значит, придётся задержаться в Риме… — вздохнул Эйрих. — А ты, Хродегер, хочешь переехать в Британию? Можешь присоединить свою семью к моей, переедем вместе. Есть отличное местечко под Лондинием, тихое и спокойное, не нужное особо никому. Получить по пятьдесят югеров в тех краях не проблема.

— Так стоящее дело-то? — спросил Хродегер. — Мне соглашаться на предложение Татия?

— Ты свободный человек, сам решай, — усмехнулся Эйрих. — Кончились те деньки, когда я мог просто приказать тебе. Денег хоть много предложил, Татий?

— Очень много! Пять с половиной тысяч солидов единовременно и по солиду в день всё время кампании, — ответил римлянин.

— Лишние деньги — не лишние, — усмехнулся Эйрих, посмотрев на Хродегера. — Но сам решай.

— Думаю, раз ты участвуешь, вождь, то я тоже поучаствую, — принял решение тот.

/9 сентября 414 года нашей эры, Готическая республика, провинция Корсика и Сардиния, г. Каралис/

— Император… — вошёл в триклиний Флавий Аэций.

Пришлось проходить через готскую стражу, что «стережёт покой» императора. На острове стоит две когорты VIII-го легиона, призванные сделать то, что должно, если вдруг возникнет риск освобождения императора. Сенат посчитал, что император им ещё пригодится, поэтому ему оставили жизнь, как и говорил Эйрих.

— Су-у-у-ка!!! — заревел Гонорий. — Как ты посмел явиться сюда⁈

Он сидел и принимал свой обед, оплачиваемый из сенатской казны. Денег на него не жалеют, поэтому на столиках присутствуют десятки блюд, приготовленных целым штатом поваров.

— Я пришёл передать регалии, — вздохнул проконсул Аэций. — Ты забыл их в карфагенском дворце.

— Проваливай отсюда, вероломная тварь!!! — раскрасневшийся император начал бросать в него грозди винограда. — Предатель! Скотина! Сволочь!

— Я сохранил тебе жизнь, неблагодарный ублюдок! — разъярился Флавий Аэций. — То, что ты можешь вольготно жить и сытно жрать здесь — это моя заслуга!

— Ты просрал мои легионы! Предал меня! — Гонорий бросил в него поднос с мясом, но тот не долетел. — Ты просрал мой флот!!!

— Флот принял решение перейти на сторону готов — это их самостоятельное решение! — парировал Аэций.

Как оказалось, среди префектов флота появилось мнение, что если на суше легионы продолжат терпеть поражения, то скоро флоту будет негде базироваться, но до этого моряков обязательно начнут использовать в сухопутных сражениях, где они чувствуют себя не очень. В итоге они решили не признавать власть императора и, когда запахнет жареным, переметнуться к готам, за которыми сейчас сила.

О легионах Аэций того же сказать не мог, потому что это было его решение — передать их под власть Сената и народа готов. Префекты и комиты приняли его решение, потому что готы решили ничего не менять в их командовании.

Вообще, всё произошедшее выглядело очень некрасиво. Он снял осаду с городов Сицилии, погрузил войска на уже тогда нелояльный флот, высадился в Карфагене и устроил дворцовый переворот, в котором его отец, Гауденций, захватил императора и повёз его в Рим.

Неприятно быть предателем, но зато подконтрольные императору провинции спокойно приняли его власть, а когда пришло время, покорно сложили оружие перед готскими войсками, которым была передана оборона городов и границ.

Теперь, без пролития лишней крови, Западная империя вновь воссоединилась, правда, под именем Готской республики…

Естественно, Аэция возненавидели патриции, лишённые земель, власти и веры в завтрашний день, ведь они были вынуждены покинуть пределы Республики. Большей частью они ушли в Восточную империю, теперь единственную, но некоторые подались к Сасанидам, кои с радостью приняли новую знать, из которой шахиншах выбирал себе полезных и верных людей.

— Ты всё просрал, Аэций!!! — продолжал яростно вопить Гонорий.

— Это ты всё просрал, Гонорий!!! — не менее яростно ответил ему Аэций. — Я закончил губительную для нас войну! Высокой ценой, но закончил!

Гонорий должен быть благодарен за то, что готы сохранили ему жизнь.

— Ты сгубил империю, отдал её на поругание варварам… — процедил император.

— Ты это сделал! — не согласился Аэций. — Это ты убил Стилихона! С каждым днём я всё больше и больше уверяюсь, что этот консул мог больше, чем я! Это ты убил его, по навету и из зависти, чем обрёк свою загнивающую державушку на погибель. Я мог умереть, пытаясь отсрочить неизбежное, но я выбрал жизнь. С позором предательства, но ради сохранения жизней тысяч от бессмысленной бойни…

— За меня надо было сражаться, сука!!! — император схватил двузубую вилку. — Ты должен был потратить хоть сотни тысяч жизней, ради сохранения моей власти! Ты присягал мне, тварь! Я верил тебе!