Чингисхан как полководец и его наследие

«Над всеми поколениями, живущими в войлочных кибитках, — говорит по этому же поводу „Сокровенное сказание“, — Чингисхан отселе провозгласил единое имя монголов; это имя было такое блестящее, что все с пробуждающимся национальным чувством стали гордиться им. Все предводители родов и племен становятся вассалами монгольского хана и приобретают имя монголов»[78]. Другими словами, имя это распространено на все родственные собственно монголам племена, объединенные под скипетром Чингисхана.

Что в своем родном монгольском племени его знаменитый отпрыск видел какую-то особую, необыкновенную породу людей, видно и из следующего, принадлежащего ему изречения, вошедшего под № 25 в общий свод его изречений, т. н. «Билик»: «Всякий мальчик, родящийся в Бургуджи-Тукуме, на Ононе и Керулэне, будет умен, мужествен и богатырь, без руководства, наставления и опыта будет знающ и сметлив, всякая девушка, родящаяся там, будет и без причесывания и украшений прекрасна и красавица»[79].

Это, конечно, только лирика, лишенная практического значения. Гораздо существеннее привилегия, которая даруется монгольскому племени одной из статей Чингисова «Джасака»: «Никто из подданных империи не имеет права иметь монгола слугой или рабом»[80].

В великих исторических личностях, подобных Чингисхану, мы видим избранников Провидения, призванных на землю совершить то, что лежит в потребностях данной эпохи, в верованиях и желаниях данного времени, данного народа. Народ есть нечто собирательное, его собирательная мысль и воля должны для обнаружения себя претвориться в мысль и волю одного одаренного особым чутким нравственным слухом, особенно зорким умственным взглядом лица. Такие лица облекают в живое слово то, что до сих пор таилось в народной душе, и обращают в видимый подвиг неясные стремления и желания своих соотечественников или современников. Не всегда ясно нам место, принадлежащее великому мужу в цепи явлений, и задача его деятельности. Проходят века, а он остается кровавой и скорбной загадкой, и мы не знаем, зачем приходил он, зачем возмугил народы. Толки, им вызванные, до такой степени противоположны между собой, что нельзя даже с точностью определить влияния, им обнаруженного. Но разве то, что непонятно нам сегодня, должно остаться непонятным и завтрашнему дню?

Разве каждое новое событие не проливает света на события, по-видимому, давно уже совершившиеся и замкнутые? Смысл отдельных явлений иногда раскрывается только по прошествии веков и тысячелетий. Наука в таких случаях не в состоянии определить самой жизни и должна ждать новых фактов, без которых был бы не полон круг известного развития.

Историческое значение Сократа оценено должным образом только в XIX в., спустя 22 века после приговора афинского народа.

При изучении человека вообще, а великого в особенности, надо обращать внимание на его личность, на почву, взрастившую его, и на время, в которое он действовал. Из этого тройного элемента слагается жизнь и деятельность Чингисхана, и для того чтобы понять его, надо изучить эти три элемента в его жизни. При внимательном созерцании великих людей они являются нам откровением целого народа и целой эпохи, поэтому совсем неуместен шаблонный вопрос: «Какой потребности удовлетворили великие завоеватели, подобные Чингисхану, Тамерлану, Александру и др., зачем покрыли землю развалинами, зачем стерли с лица земли столько царств, столько прекрасных форм, успевших развиться из недр магометанской цивилизации? Мы вправе ответить: „А разве у этих народов, выведенных на сцену истории Чингисханом или Тамерланом, дремавших дотоле в бесконечном и скучном однообразии кочевого быта, не было потребности проснуться однажды и изведать все наслаждения и все тревоги деятельной исторической жизни?“»[81]

Выступление на историческую сцену Чингисхана связано с таким пробуждением монголов.

«История каждого народа начинается только тогда, когда глухие, таящиеся в глубинах душ народных стремления находят какого-нибудь гениального выразителя, крупную личность, героя из его среды. Только тогда племя, род становятся народом, только тогда с памятью об этом герое пробуждается в умах народа сознание о своем единстве в пространстве и во времени; эта память делает историю. Таким героем монгольского народа был Чингисхан: до его появления монгольского народа как единого целого, каковым узнала его всемирная история, не было. Были роды и племена: растительно свежа, буйственна и богата была их жизнь. Страсти были первобытны, не стеснены, ярки как цветы, покрывающие весною монгольскую степь. Личность не играла роли, жили все родовой жизнью. С момента появления Чингисхана отдельные роды и племена монгольские, объединившись, стали народом историческим, а его герои пробудили у народов Азии и Европы у одних — сочувственный, восхищенный отклик, у других — ужас и страдание, подобно тому, как клекот орлиный заставляет волноваться мирный птичий двор»[82].