Чингисхан. Книга 2. Чужие земли

– Мой учитель Лев Николаевич Гумилев говорил, что реликтовые этносы – это народы, растерявшие свой пассионарный фонд. Они потеряли способность к саморазвитию, но поддерживают баланс своего племени с природой. Без давления извне такой этнос может бесконечно долго хранить свою оригинальную культуру и отработанный стереотип поведения. Вместе со способностью к саморазвитию он теряет и ощущение времени.

– А что такое обскурация?

– Одна из фаз этногенеза, то есть развития этноса. Фаза обскурации – снижение пассионарного напряжения ниже уровня гомеостаза, сопровождающееся либо исчезновением этноса как системы, либо превращением его в реликт.

– Тьфу ты! Игнат, я запутался. Гомеостаз – это что за зверь?

Он смеется.

– Гомеостаз – способность популяции поддерживать определенную численность своих особей длительное время. Обскуративная фаза – одна из финальных в развитии того или иного народа.

– Одна из? То есть существуют и другие?

– Конечно. Есть еще мемориальная фаза. Это состояние этноса после фазы обскурации, когда отдельными его представителями сохраняется культурная традиция. Память о героических деяниях предков продолжает жить в виде фольклорных произведений, легенд. Народы утеряли активность, но богатый былинный эпос говорит нам об их былой славе. Например…

– Не надо «например», – перебиваю я профессора. – Ты лучше скажи: вот наш СССР – это какая фаза?

– Ты некорректно ставишь вопрос. Нельзя рассматривать события последних десятилетий в отрыве от развития русского суперэтноса, возникшего в пятнадцатом веке. А он сейчас находится в фазе надлома.

– Дурацкое слово какое-то – надлом.

– Ну, дурацкое – не дурацкое, а это так. Фаза надлома – это резкое снижение пассионарного напряжения и увеличение доли субпассионариев. Императив: «Мы устали от великих свершений». К тому же у нас есть объективная причина: три революции, Гражданская и Великая Отечественная войны выбили огромное количество пассионариев. Теперь основная масса населения страны – обыватели, мещане. Люди больше думают не о Родине, а о себе. О своей норке. О колбасе. Таких, как ты – мало.

Таких, как ты… Поправив рюкзак, я поудобнее перевешиваю трофейную М-16 и углубляюсь в раздумья. «Таких, как ты» – это каких? Значения слова «пассионарий», постоянно употребляемого Нефедовым, мне все же не до конца понятно. Монгольские «люди длинной воли» – тут все просто. А я? Стал бы я таким, каков есть сейчас, если бы не серебряная фигурка из шкатулки? Совершенно точно – нет.

Как сложилась бы моя жизнь, не появись в ней конь? Да все просто: я бы, скорее всего, сделал предложение Наде, вошел в Олимпийскую сборную и сейчас готовился к свадьбе, Олимпиаде и заканчивал третий курс. Что в этом мещанского? Обычная жизнь. Как у всех.

И вдруг у меня в голове возникает короткое слово: «отец». Я его совсем не знаю, но ведь он-то как раз не стал существовать «как все». Он-то свою жизнь изменил резко и жестко! Понял, что не может больше жить с матерью – и ушел. Не побоявшись родительских проклятий, осуждения знакомых и прочего. Как не боялся совершать подобные поступки Темуджин.

Получается, отец – пассионарий? Этот вывод мне не нравится. Все же пассионарий – это не только «человек длиной воли», а отец – просто эгоист. Наверное, ключевой момент в пассионарности – способность пожертвовать собой ради других, бросить все ради ДЕЛА, а не ради собственного благополучия и комфорта.

– Ты чего приумолк? – не оборачиваясь, спрашивает Нефедов. – Голова как? Не болит?

– Нормально.

Про голову он спрашивает не случайно. После той битвы у стен Махандари я несколько дней мучился жестокими головными болями. Контузия. Или, говоря медицинским языком, общее поражение организма вследствие резкого внешнего механического воздействия. В моем случае таким воздействием стала ударная волна от взрыва пороховой бомбы.

Собственно, после взрыва бой закончился. Бомба убила семерых кашгарцев, остальных посекло камнями, опалило огнем, оглушило и подоспевшие дружинники во главе с князем саблями и ножами добили их, полностью истребив весь отряд.

Меня спасло то, что я стоял не на самом гребне вала и взрывная волна, отразившись от земляной насыпи, ушла вверх. Жрец Риши тут же объявил случившееся «чудом пророка Пилилака». Меня на руках отнесли в Махандари и почти сутки окуривали дымом священных костров, изгоняя из тела демона беспамятства. Все это время князь, Телли, жрец и Нефедов не отходили от меня, а остальные маханды молились богам, чтобы пророк выжил.

Очнувшись, я первым делом велел собрать все трофеи. Оказалось, что трупы врагов вместе с оружием и всеми вещами уже зарыты в «поганой яме». Своих мертвецов маханды сжигают, хороня пепел в курганах или каменных могилах, а чужаков попросту закапывают. Пришлось настоять на эксгумации – для дальнейшего похода нам нужно было оружие и снаряжение.