Чингисхан. Книга 2. Чужие земли

К нам подъезжают остальные. Только прекрасная амазонка гоняет своего белого скакуна по мелководью, поднимая тучи брызг.

– Мы из тысяча девятьсот восьмидесятого, – сообщает Нефедов и в свою очередь, спрашивает: – Петр Петрович, а не родственник ли вы будете Якову Александровичу Слащеву?

– Это мой дядя, господин профессор. К сожалению, я ничего не знаю о его судьбе – мы покинули границы бывшей Российской империи в двадцать первом. Дядя находился в эмиграции. По слухам, у него там были какие-то трения с Главнокомандующим, бароном Врангелем…

– Не знаю, насколько приятно вам будет это узнать, Петр Петрович, но ваш дядя генерал Слащев в конце двадцать первого года по разрешению советского правительства вернулся в страну. С двадцать второго года преподавал тактику на высших курсах командного состава Рабоче-крестьянской Красной армии «Выстрел». В двадцать четвертом издал книгу воспоминаний «Крым в 1920 году». В начале двадцать девятого убит неким Лазарем Коленбергом в собственной квартире, якобы из мести за казненного в годы Гражданской войны брата.

Все это Нефедов отчеканивает на одном дыхании, глядя прямо в глаза штабс-капитану. Столпившиеся вокруг офицеры взволнованно переговариваются, кто-то кричит: «Не может быть!».

– Успокойтесь, господа! – Слащев усмехается. – Иного от дяди Якова я и не ожидал. Он – блестящий офицер, солдат от Бога, но, к сожалению, ничего не понимает в политике. Не понимал…

Есаул, протирая ствол пулемета промасленной тряпкой, хмуро бросает:

– Коммунисты, небось?

– Увы, – улыбается Нефедов. – Рылом, пардон, не вышли.

– Отчего же «увы»? – иронично изгибает бровь штабс-капитан.

– В Советском Союзе быть членом партии значит иметь хорошие карьерные перспективы, – серьезно отвечает профессор. – Все очень изменилось господа. Если у вас есть желание, я могу многое поведать вам о том, как мы теперь живем.

Следя за разговором, я не замечаю, как к нам подъезжает амазонка. Вблизи эта женщина еще прекраснее. У нее лицо греческой богини, точеная шея, узкая талия, перехваченная офицерским ремнем. На атласной коже блестят капельки воды. Высокая грудь, плоский живот, стройные бедра. И глаза – холодные глаза много повидавшего человека. На вид Ольге не более тридцати.

– Ну, – лукаво улыбается она. – Петр Петрович, познакомьте же меня с новоприбывшими!

Жаркий костер трещит посреди поляны. Вечереет. Бивуак отряда штабс-капитана Слащева шумит голосами, звенит стаканами, в отдалении хлопают выстрелы – это есаул с любезного разрешения Нефедова осваивает его М-16.

Я валяюсь на траве в стороне от костра, бездумно смотрю на закат. Старые карагачи[14] качают ветвями над моей головой, в траве попискивают мыши. Фыркают стреноженные кони.

С полудня мы заняты тем, что пьем спирт, закусываем жареным мясом свежеубитого оленя, ведем долгие разговоры, ссоримся, миримся, стреляем, устраиваем скачки на лошадях, опять пьем. Все бы хорошо, но мысль о том, что этот пикник – навечно, буквально отравляет мне жизнь.

Слышу шаги.

– Отчего вы скучаете, Артем Владимирович?

Ольга. Или, как ее называют господа офицеры, княгиня Ольга Павловна. Я знал, что она придет.

– Отдыхаю.

– Вы странный.

– Не страннее других. Тут, у вас в долине, такой паноптикум…

Она смеется. У Ольги низкий, грудной голос с волнующей хрипотцой.

– Артем Владимирович, но ведь это-то и забавно!

– Да уж…

Она садится рядом со мной. Кобура маузера глухо стучит о землю. Я чувствую терпкий запах духов. На ней короткое темное платье, поверх которого наброшена кожаная куртка.

– Провидению было угодно подарить мне этот удивительный мир! Здесь я – хозяйка! – Ольга достает серебряную дамскую фляжечку. – Не желаете ли, Артем Владимирович?

Я и так достаточно пьян от спирта, поэтому отказываюсь.

– А если я предложу на брудершафт? – тихо спрашивает Ольга.

Молчу.

Она расценивает мое молчание как немое согласие, отвинчивает колпачок, переворачивает его, превратив в крохотный стаканчик, наливает и передает фляжку мне.

– За наше неожиданное и взаимоприятное знакомство!

Я продеваю руку с фляжкой в полукольцо ее руки, делаю глоток. Коньяк, наверное, неплохой, но мой сожженный спиртом язык отказывается сообщать свое мнение о качестве напитка.

– А теперь… – она подсаживается ко мне поудобнее, обнимает за плечи.

Мы целуемся. У Ольги холодные, упругие губы. Она оказывается весьма опытной, и уже спустя несколько секунд я понимаю, что завелся.

Поцелуй заканчивается. Княгиня улыбается.

– Я вам нравлюсь?

– Вы очень красивая.

– Всегда хотела быть самой красивой из всех женщин и чтобы все мужчины любили только меня одну – и вот надо же! Мое желание сбылось! – Ольга заливается смехом. – Теперь я самая красивая, а также единственная женщина тут! Наверное, я попала в рай.

– Майор Бейкоп уверен, что это ад…

Она перебивает:

– Майор Бейкоп – глупый человек, сноб и мизантроп.

– Мне он таким не показался.