Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха.

На месте БМД полыхает огромный костер, дым стелется над лагерем и под этой своеобразной завесой мы с Киверовым перебираемся к брустверу, где, засыпанные желтой известковой крошкой, лежат пацаны. Егерь смотрит в небо. Он уже не стонет — Колька Анисимов догадался вколоть ему промедол из индивидуальной аптечки АИ-1. Вообще-то промедол из этих аптечек изымают, говорят, он действует, как наркотик, но наши АИ-1 по приказу Киверова укомплектованы полностью.

Лежим за камнями. У Григоренко трясутся губы. Я смотрю ему в глаза и вижу — этот парень уже умер. То есть он еще жив, конечно, и даже будет стрелять, если понадобиться, но для себя Григоренко решение принял. Его надежда, которая, как известно, умирает последней, уже мертва.

И если сейчас оставить Григоренко одного, за свою жизнь он бороться не станет. Просто будет лежать и ждать, когда его убьют. Почему-то светло-серые глаза этого живого мертвеца приводят меня в ярость. Не смерть лейтенанта Чехова, не гибель Викулова, а вот эти коровьи или даже воловьи глаза Григоренко, вот эта живущая в них безысходность прочищают мне мозги получше любой политбеседы, матерной брани или стакана водки.

Киверов, осмотрев рану Егерденова, ободряюще улыбается ему:

— Жить будешь!

Егерь растягивает покрытые черной коркой губы в некоем подобии улыбки.

Майор поворачивается к нам, весело подмигивает:

— Ну что, орлы! Задача у вас такая — потихонечку, не спеша, с оглядочкой, спуститься вниз и между холмами по балочке, вон той, видите? — уходить на северо-запад. До Зуры меньше ста километров. Раненого понесете по очереди, алгоритм следующий: двое несут, один отдыхает, потом смена, по кругу. Идти надо будет всю ночь. К утру вы должны быть на подходе. Это не просьба, это приказ. Все, давайте, вперед!

— А вы, товарищ майор? — я задаю вопрос буквально машинально, просто не могу удержаться.

— А я немного повоюю, — жестко усмехается Киверов. — Кстати, «плетку» оставь. Она мне пригодится. И все, хватит базар-вокзал разводить! Если они в атаку пойдут — нам хана!

Он словно сглазил. Духи рванулись к лагерю неожиданно, со всех сторон. Их оказалось очень много, на глаз — около семи десятков человек. Тремя плотными группами они бегут к нам и Киверов скрипит зубами, передергивая затвор АКМС.

Патронов у нас мало. Гранат — четыре штуки на всех. Плюс моя СВД.

Над нашими головами свистят пули. Я, изгибаясь, как червяк, разворачиваясь к наиболее многочисленной группе духов, прилаживаю ствол винтовки между камнями, вжимаю приклад в плечо и приникаю к прицелу. Горячая резина наглазника обжигает веко.

Все, это последний стрелковый рубеж в моей жизни. Мастер спорта Артем Новиков к стрельбе готов. Раз-два-три — начали!

На настоящей войне, на той, где армия воюет с армией, снайперу полагается первым делом выбивать офицеров противника. Их можно отличить по форме и оружию. Но у духов формы нет. Они все поголовно одеты в грязные халаты, серые рубахи и накидки, на головах — тюрбаны или плоские, похожие на гречневые блины, шерстяные шапки. Кто тут главный, кто командир, разобраться невозможно. Поэтому я начинаю просто «долбить», слева направо — валю крайнего, затем второго, третьего…

Слышу, как Киверов говорит пацанам:

— Стрелять одиночными, патроны экономить!

Если бы у всех нас были СВД или хотя бы на «калашниковых» стояли оптические прицелы, пожалуй, мы сумели бы отбиться. Интересно, а что мешает нашим армейским начальникам оснастить все автоматы ПСО-1? В режиме одиночного огня точность стрельбы возросла бы в разы. Впрочем, это все риторические вопросы, ответов на них я уже никогда не получу.

Духи вопят что-то на своем языке и со всех ног несутся к лагерю. Их тактика понятна, проста, эффективна — как можно скорее сократить дистанцию. На двадцати метрах СВД превратится в обыкновенный самозарядный карабин; преимущество, которое дает оптика, сойдет на нет. Кроме того, с близкого расстояния нас можно будет забросать гранатами.

Над головой свистят пули. Киверов и пацаны изредка огрызаются выстрелами. Я валю шестого духа и переношу огонь на центр группы.

— Новиков, слева! — рычит майор.

Поворачиваюсь и вижу: на той самой площадке, где Киверов в первый день предложил мне пострелять по нарисованной на скалах мишени, двое духов возятся с какой-то палкой. Перекидываю СВД через бруствер и гляжу сквозь прицел. Сердце замирает — духи заряжают РПГ. Наверное, тот же самый, из которого подбили «коробочку» и убили Викулова.

Гранатомет в нашей ситуации — это мгновенная смерть. Отчетливо вижу, как хвостовик ракеты исчезает в пусковой трубе. РПГ готов к стрельбе. Все, счет пошел на секунды. Один из духов приседает на колено, вскидывает РПГ на плечо…

Я, не обращая внимания на свистящие пули, вскакиваю, поднимаю винтовку.

Он откидывает прицельную планку.

Я ловлю его темную фигуру «на уголок».

Он отводит в сторону локоть. Значит, сейчас выстрелит!

Я холоден и расчетлив — и успеваю нажать спусковой крючок СВД на долю секунды раньше, чем он.