Чингисхан. Повелитель страха

Текст присяги мы выучили наизусть. Советская армия устроена таким образом, что если солдат должен что-то выучить или запомнить, то можно не сомневаться – и выучит, и запомнит, причем так, что ночью его разбуди – отбарабанит без ошибок.

На присягу приедут наши родители и родственники. Замполит, капитан Сухов, высокий серьезный мужик с костистым лицом, еще неделю назад говорил, что всем отправлены телеграммы с приглашениями. Я не то чтобы соскучился по матери, но повидаться, конечно, хочется – мало ли куда меня закинут после «карантина»? Десантные части дислоцированы по всему Союзу – от Прибалтики до Монголии. Одно дело – доехать из Казани до Пскова, где я сейчас нахожусь, и совсем другое – до какой-нибудь забайкальской Кяхты.

Вообще армейская жизнь напоминает мне колесо. Резвое такое колесико, которое останавливается только на ночь. Утром оно срывается с места и начинает вертеться, вертеться, и ты вместе с другими парнями в тельняшках и беретах вертишься вместе с ним.

За прошедший месяц у меня не было ни одного «провала». Я даже начал потихоньку забывать о древних монголах, об Есугее, Темуджине, Оэлун и запахе степной полыни. С одной стороны, это хорошо, но я где-то глубоко в душе тоскую по своим видениям. Однако эта тоска – ничто в сравнении с сосущим, изматывающим, постоянным желанием увидеть, прикоснуться к фигурке коня. Здесь, в армии, мне стало окончательно ясно – это называется «зависимость». Мать рассказывала, что у них в институте был один человек, начальник отдела, неплохой специалист, который, в конечном счете, сошел с ума и угодил в психиатрическую больницу на улице Волкова. Оказывается, он еще в молодости придумал, как из капель для лечения насморка, содержащих эфедрин, делать настоящие наркотики. Постепенно они разрушили его личность. Похоже, конь действует на меня точно так же. Теперь я понимаю, почему покойный дядя Коля предупреждал меня в письме – ни в коем случае не открывать шкатулку. То, что письмо опоздало, – настоящий несчастный случай. Конь едва не сломал мне жизнь. Я не мог его выбросить, не мог отдать или продать.

Но я – мужчина. И я нашел в себе силы в самый последний момент, ранним утром, перед военкоматом, оставить фигурку на своем письменном столе.

Теперь я свободен!

Я – свободен! Когда-нибудь потом, после дембеля, от которого меня отделяет еще семьсот дней в сапогах, я найду книги, учебники, энциклопедии и выясню, что стало с семьей отравленного Есугея-багатура, с его сыном. Но сейчас я должен забыть о них. Забыть, иначе желание вновь увидеть картины давно минувших дней победит и я брошу все, сбегу из части, вернусь домой, только для того, чтобы вновь сжать в ладони фигурку из серебристого металла.

У нас в роте подобралась неплохая компания: рыжий Пашка Черкасов из Воронежа, смуглый здоровяк Артур Жагаулов из Кокчетава, интеллигентный Коля Смирнов, он призывался из Пензы и разбитной курганец Серега Ухтомов. Мы держимся вместе, вместе сидим в редкие свободные минуты в курилке. Вообще курево в «карантине» запрещено приказом командира учебного батальона майора Грачева. Вместо него нам в столовой каждый день выдают по горсти изюма и кураги.

Разговоры в курилке вертятся в основном вокруг трех основных тем. Первая – кого куда пошлют, где лучше служить.

Важный момент: в частях нас ждут настоящие прыжки с парашютом. Пока мы только учились группироваться и по три раза прыгнули с вышки. Это ерунда, аттракцион, как в Парке культуры. Прыжок с самолета – другое дело. Всем страшно. Всем хочется побыстрее побороть свой страх и прыгнуть. За прыжок десантникам дают что-то вроде премии – три рубля. Даже стишок есть такой:

Судьба карает нас жестоко,
Сурово судит нас земля.
Кому цветы у изголовья,
Кому – бумажка в три рубля.

На первые «прыжковые» три рубля положено «проставляться» в чипке, солдатской чайной. После этого ты становишься настоящим десантником.

Говорят, что в боевой части прыжки будут раньше, чем в учебке. Пашка Черкасов хочет в боевую часть.

– Нафига мне учебка? Три месяца уставщины! А потом повесят сопли на погоны и летай до дембеля, как электровеник, – убежденно говорит он.

Артур мечтает попасть в какой-то загадочный «пограничный десант».

– У моего друга брат там служил, в Термезе, – бубнит он, жуя изюм. – Пограничный десант – самый лучший. Там карате учат.

Сереге Ухтомову все равно, где служить, лишь бы «курки не давили».

– Пацаны, жить и в армейке можно, главное что? Быть подальше от начальства и поближе к кухне! – смеется он.

А Колька Смирнов не против попасть в учебку.

– В Америке вся армия на сержантах держится.

– Да задрочим мы твою Америку! – тут же кидается спорить Серега. – У них бабы служат. И вообще вояки они тухлые. У меня кореш в ГСВГ служил, видел американцев на пропускном пункте. Толстые все и кофе пьют на посту.