Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

Чингисхан уже давно не верил в искренность тангудских правителей и знал, чем должны завершиться их многолетние «дружеские отношения». Неслучайно он дал наказ своим приближенным: «Напоминайте мне каждое утро, что Тангудское царство еще не уничтожено». Но тогда, в 1224 году, основные силы монгольской армии только возвращались из западного похода; им требовалось время для передышки и пополнения рядов, поэтому Чингисхан после захвата Бором тангудского города Инчжоу обусловил перемирие отправкой к нему в заложники одного из сыновей тангудского правителя.

Тангудский двор был в растерянности. Отказать монголам — значит дать им повод для нового нападения. Об этом говорил на заседании совета шумиши Ли Юань-цзи: «Своим отказом мы сами дадим им повод для войны. Положение Цзинь катастрофическое. Они (чжурчжэни) сами не в состоянии обороняться. Разве они смогут помочь нам?»

Он и другие сановники предлагали послать наследника престола заложником к Чингисхану. Но Ли-дэ-ван, несмотря на первоначальное согласие на это, в конце концов отказался последовать их совету. «Я только что восстановил мир с Цзинь, — сказал он, — и надеюсь общими силами устоять против северного врага. Жэн — мой единственный сын. Послать его сейчас к ним в кабалу, а после раскаиваться. Зачем спешить!» И он отказал монгольскому послу… Этим самым он открыто бросил ему вызов[1250].

Ли-дэ-ван не только не отправил своего сына к Чингисхану, но, как свидетельсвует «История династии Цзинь», еще ранее, в сентябре 1224 года, заключил мир с Алтан-ханом[1251], т. е. тангуды фактически отказались выполнять свои обязательства наступать на чжурчжэней с запада. Все это свидетельствовало о том, что «китаи (чжурчжэни. — А. М.) и тангуды, воспользовавшись его (Чингисхана. — А. М.) отсутствием, стали проявлять своенравие и колебались между покорностью и мятежом».

Неверность тангудов замедлила наступление монгольских войск на чжурчжэней по всему фронту; это породило неуверенность среди китайских и цзиньских военачальников, ранее перешедших на сторону Чингисхана. Более того, воспользовавшись приостановкой монгольского наступления, чжурчжэньское командование активизировало военные действия в провинции Шаньси, дабы вернуть под свой контроль ранее утраченные города. И наконец, тангуды и чжурчжэни делали все, чтобы не дать монголам окончательно договориться с южными сунами о совместных действиях против войск Алтан-хана, в результате чего участились вооруженные столкновения между монголами и южными сунами.

Использую сложившуюся ситуацию, тангуды стали готовиться к войне с монголами еще более активно, а в октябре 1225 года договорились с чжурчжэнями о предоставлении им военной помощи в грядущей войне. Однако тангудское правительство не смогло распознать истинные намерения Алтан-хана. Достигнутые между ними договоренности были всего лишь дипломатической уловкой правителя империи Цзинь; он вовсе не собирался совместно с тангудами тотчас начать наступление на монголов; главное для него было выиграть время: пока тангуды из последних сил воевали бы с монголами, чжурчжэни хотели пополнить и отмобилизовать свою армию[1252].

Когда в ноябре того же года Чингисхан узнал о чжурчжэньско-тангудском сговоре, дабы отвести надвигающуюся угрозу, он объявил войну тангудскому правителю Ли-дэ-вану и «лично повел войска покарать» его.

«Конечно, не одно только упрямство и не простая жажда мести руководила им в этом новом военном предприятии. Чингисхан умел в случае надобности сдерживать свои личные порывы и был слишком тонким политиком, чтобы основывать на них одних дела государственного значения. Он отлично понимал, что без окончательного подчинения Тангуда нельзя рассчитывать на прочные успехи в деле покорения… государств Цзинь и Сун, особенно последнего, так как враждебное тангудское войско всегда могло явиться угрозой для фланга и тыла оперирующих на китайской равнине монгольских армий»[1253].

Да и без подкрепления и поддержки основных сил монгольской армии с юго-запада у командующего монгольским корпусом в Северном Китае Бора не было возможности развивать наступление против чжурчжэней.

По мнению монгольского историка, академика Ш. Биры, Чингисхан предпочел захватить сначала Тангудское царство, потому что хотел завершить подчинение кочевых и полукочевых народов и образование единого улуса кочевников или, как бы сказали сейчас, конфедерации кочевников. Что касается стран оседлых народов, типа Китая (империи Цзинь. — А. М.), то их Чингисхан намеревался превратить в вассальные государства и использовать в полной мере для своих нужд их материальные и человеческие ресурсы[1254].

* * *