В своей орде он видел оружие, способное подвергнуть опустошению огромную территорию, если им правильно управлять и уметь сдерживать. И он был полон решимости продемонстрировать его Китаю, древней и несокрушимой империи за Великой стеной.
Часть вторая
Глава 8
Китай
За Великой стеной все происходило совершенно по-другому, чем в Северной Азии. Здесь существовала цивилизация, которой было пять тысяч лет, с письменными свидетельствами о ней за последние тридцать столетий. И здесь жили люди, проводившие свою жизнь как в медитациях, так и в сражениях.
Когда-то предки этих людей были кочевниками. Они проводили всю жизнь в седле и были искусными лучниками. Но за три тысячи лет, вместо того чтобы мигрировать, они построили города и сделали, по-видимому, и многое другое. Их численность возросла неимоверно, а когда число людей возрастает и им становится тесно, они воздвигают стены. И происходит деление людей на различные классы.
В отличие от жителей Гоби люди за Великой стеной были рабами и крестьянами, учеными, солдатами и нищими, чиновниками, дворянами и князьями. Непременно у них был император, Сын Неба, T’ien tsi, и суд,
В 1210 году – году Овцы по календарю двенадцати зверей – на троне был представитель династии Цзинь, Золотой династии. Его двор располагался в Яньцзине, близ того места, где находится современный Пекин.
Китай был подобен престарелой женщине, погруженной в медитацию, облаченной, пожалуй, в слишком роскошные одежды, окруженной множеством спящих детей, за которыми не очень присматривают. Над головами его (Китая) высших чиновников носили зонты. На входе в жилища китайцев ширмы ограждали их от назойливых бродяг. Там почитали церемонии и оттачивали их до совершенства.
Варвары – кара-китаи и чжурджени – пришли туда с севера столетием ранее. Они растворились в огромной людской массе за Великой стеной. Со временем они переняли обычаи Китая, носили его традиционную одежду и следовали его церемониям. В городах Китая были пруды для приятного времяпрепровождения и баржи-кафе, где можно было посидеть за бутылкой рисового вина, слушая перезвоны серебряных колокольчиков в руках женщин. На этих баржах, под черепичной крышей на манер пагод, можно было медленно плыть и слышать призывные звуки гонга, доносящиеся из какого-нибудь храма. Эти люди изучали книги, написанные на бамбуке в глубокой древности, и обсуждали друг с другом, во время продолжительных праздников, золотые времена династии Тан. Они были цзиньцами, слугами сидящего на троне императора, и следовали традиции, которая учила их, что в служении династии – наивысший долг. И даже при всем этом эти схоласты могли, как и во времена учителя Куна[2]
, выкрикивать в сторону императорского кортежа, когда тот с придворными следовал мимо них: «Смотрите-ка, вон впереди у них страсть, а добродетель плетется в хвосте».Бродячий поэт в состоянии хмельного созерцания красоты лунного света над рекой мог упасть в реку и утонуть, но остаться при этом не в меньшей степени поэтом. Погоня за совершенством – трудное и долгое дело, но время не имело значения в Китае.
Художник довольствовался нанесением на шелк чуть-чуть краски, изображая птицу на ветке или покрытую снежной шапкой гору. Одна деталь передавала совершенство.
Астролог на крыше среди своих медных глобусов и квадрантов отмечал каждое движение звезды.
Менестрель мог философски задумчиво спеть о войне: «Ни одна птица уже не нарушает мертвую тишину, охватившую крепостные стены. Лишь ветер свистит в длинной ночи, в которой духи умерших бродят во мраке. Бледная луна бросает мерцающий свет на падающий снег. Крепостные рвы полны замерзшей крови и тел убитых, бороды которых стали твердыми от мороза. Все стрелы выпущены, все тетивы порваны. Сила боевых коней ушла. Так выглядит город Хан-ли после нашествия врага». Так менестрель, перед взором которого предстала картина смерти, рассказал о том, как выглядели города после нашествия врага, и это осталось в анналах истории Китая.
Из орудий войны, которые были у китайцев, можно отметить двести конских колесниц, древних и бесполезных, пращи для метания камней, арбалеты, натянуть которые не смогли бы и десять человек, катапульты, которые смогли тащить за канаты не менее двухсот артиллеристов; у них был также «летучий огонь», а также огонь, который мог вырываться из бамбуковых труб.