Чингисхан

— Полиция, — сказал Ма Теперь он не чувствовал себя так уж уверенно. — На мопедах.

Куда они ехали, за кем или за чем? Все молчали. Видно было, что, сам того не желая, Ма оказался заинтригован, как и Джоригт, который выступал в роли переводчика и миро творца. Если тропинка ведет к домам, то дорога туда-обратно займет не больше часа. Обеда придется подождать.

Мы пошли по тропе и тут же погрузились в лесную идиллию — протоптанная дорожка пересекала ручейки кристальной прозрачности, какую мы уже привыкли видеть только в магазинных бутылках с питьевой водой; над голо вой смыкался изумрудный полог, отфильтровывавший солнечный свет, который падал на землю пятнистым ковром разных оттенков зеленого цвета. Следы машины были еще не старые, их оставили несколько дней назад, и это были сле ды не мопеда и не машины. Их оставил один из таких двухколесных тракторов, которым управляют с помощью длинных ручек, сидя на прицепе.

Но когда, пройдя мимо пруда и поля, которое я разглядел с дороги (это была не пшеница, а что-то похожее на ячмень), мы подошли к домам, то увидели, что очутились в деревне-призраке. Перед нами стояли пять-шесть заброшенных, поглощаемых кустами домов с проваливающимися от времени, изогнутыми серыми черепичными крышами. Дорожки между домами заросли сорняками.

Юренма? — крикнул Джоригт. — Есть тут кто-нибудь?

Никакого эха не донеслось к нам с окружающих холмов, никто нам не ответил, ни звука, только жужжание цикад и щебет птиц. Нам стало не по себе. Следы машины и засеянное поле свидетельствовали о присутствии человека, но тут полное молчание, запустение, разруха. В голове у меня про неслись самые невероятные и фантастические предположения. Все бежали. Все умерли. Вот-вот мы встретим чудом вы жившего человека, этакого китайского Бена Ганна, спятившего от многолетнего одиночества в этой глуши.

Потом позади заросшего дворика я увидел что-то, заставившее меня напрячься. Это был огромный, прекрасно вытесанный каменный чан диаметром с метр, с внутренней сто роны были видны следы, оставленные резцом каменотеса. Вытесать такое не взялся бы никакой крестьянин, и чан был совсем не новый. Сразу, как бенгальские огни, вспыхнули сопоставления. Стол там, в лагере… «Юаньская династия»… теперь это — кормушка для скота, монгольская поилка для лошадей. Скорее всего. Вывод звякнул, как щелчок хорошо смазанного замка.

Я теперь думаю, что ошибался. Но это было продолжением воображаемой картины, порожденной великолепным видом на расстилающуюся передо мной долину, с которой я мысленно убрал деревья, и она превратилась в тучную степь, а вон там еще и река. Не может быть, чтобы никто не мог сказать нам, что тут было раньше. Нужно будет вернуться сюда и поискать людей. Каким образом и когда, я не представлял се бе, как не имели такого представления и остальные.

Мы повернули обратно. Все о чем-то думали, и не хоте лось разговаривать. Мы снова прошли мимо непонятного поля, пустились по тропинке, перешли ручей.

И тут, буквально откуда ни возьмись, прямо перед нами возникла женщина, строгая, полная внутреннего достоинства, в серой рубахе, темных брюках и белом, похожем на по варской колпаке на голове, платке, свидетельствовавшем, что она мусульманка из племени хуэй. Она несла малыша, лет трех, с румяными, как его передничек, щеками; это определенно была девочка, потому что на ней были брюки женского покроя; за женщину держался мальчуган, года на два постарше, одетый в потрепанную серую курточку с выцветшими английскими надписями «Любопытный» спереди и сзади. На плече у нее висела сумка. Она собирала съедобный, похожий на спаржу папоротник, который она назвала цюсе, его не знали ни Ма, ни Джоригт. В мгновение ока она раскрыла нам множество тайн.

Ее зовут Ли Бочэн, и это ее муж и девери обрабатывали смутившие нас поля. Они когда-то жили здесь, и даже после того, как власти приказали уходить, не захотели бросить свой клочок земли. Каждое лето они возвращаются, чтобы посеять и собрать урожай. О да, она слышала о Чингисхане, но если мы хотим узнать о нем, то лучше поговорить с мужчинами. Они придут с коровами чуть позже. Часам к четырем мы вернулись, нас ждали шестеро мужчин, а с ними уже знакомая нам женщина со своими двумя ребятишками. Дверь дома была распахнута, и можно было увидеть кирпичную плиту, каменную платформу для сна с разбросанными на ней матрасами, надстроенную над плитой, чтобы ночью она обогревала спящих. Перед домом на куске полиэтилена были аккуратно разложены лекарственные растения, которые они называли шо-ю. Мы присели наброшенную на камни мешковину, и женщина вынесла нам зеленого чая в стеклянных баночках из-под джема. Муж женщины, жилистый мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в черно-белую полосатую рубашку, взял на себя роль ведущего и стал рассказывать о Чингисе, словно тот был прежним хозяином дома.