Чингиз-Хан

Туган привязал коня и вошел в ворота. Начальник тюрьмы стоял на террасе дома в красном ватном халате и зеленых туфлях на босу ногу. Полуголый тощий повар, звеня железной цепью на ногах, рубил сечкой в деревянной миске баранину для кебаба. Конец седой бороды начальника, его ногти и ладони были выкрашены красной хенной. Камышовой тростью он ударял повара по плечу и приговаривал:

– Подбавь перцу! Не ленись! Так! Полей гранатовым соком!

Туган заметил подвешенный у двери глиняный кувшин и опустил в него десять медных дирхемов. Начальник мрачным взглядом уставился на Тугана.

– Я мусульманский воин из отряда Субудай-багатура. С его разрешения, еду разыскивать родных. Вот моя пайцза! — Туган достал висевшую у него на шнурке дощечку с вырезанной надписью и рисунком птицы.

Начальник повертел пайцзу и возвратил ее Тугану.

– Что тебя привело в этот дом отверженных?

– Я ищу родственника, дервиша Хаджи Рахима аль Багдади. Нет ли такого?

– Да проклянет его аллах и да сохранит нас, меня и тебя, от сомнения и знакомства с ним!

– За что его посадили? Я знал его человеком праведным.

– Хорош праведник! Он посажен по требованию святейшего шейх-уль-ислама и достойнейших имамов за равнодушие к священным книгам, за дерзкое вольнодумство и за то, что в разговоре он никогда не упоминал имени аллаха всевышнего. Гибелью стал его конец!.. Огонь будет его жилищем!.. Туда ему и дорога!

Туган подумал и сказал:

– Обвинения ему предъявлены тяжелые, но, может быть, ты все же позволишь мне как-нибудь облегчить его судьбу?

– Не старайся напрасно! Ему сохранили жизнь только по требованию Махмуд-Ялвача, великого визиря у могучего владыки нашей страны, хана Джагатая. Дервиша не выпустят, прежде чем он не напишет книгу о жизни и походах потрясателя вселенной Чингиз-хана.

– А когда Хаджи Рахим окончит свои записки, его выпустят?

– Чего захотел! Даже если он раскается в своих прегрешениях, его выведут из тюрьмы только для того, чтобы перед толпой на площади ему отрезать язык и руки. Вот почему "дивона" уже два года пишет книгу и будет писать еще лет тридцать, чтобы отдалить день своей гибели.

Туган сказал:

– Так как Хаджи Рахим был моим благодетелем, научил меня читать и писать по-арабски и кормил меня, когда я умирал от голода, я готов на богоугодные дела пожертвовать мой единственный золотой динар... — Туган показал золотую монету. — А ты, великий начальник, прояви милость к обреченному на гибель и позволь мне повидать Хаджи Рахима.

– Дай мне золотой динар и ступай в следующий двор. Там ты можешь любоваться, сколько хочешь, своим сумасшедшим "дивоной".

Туган положил золотую монету в выкрашенную красной хенной ладонь начальника тюрьмы и прошел в каменные ворота.

3. В ЖЕЛЕЗНОЙ КЛЕТКЕ

В глубине узкого дворика в стене темнело квадратное отверстие с железной решеткой. Там в груде тряпок копошилось что-то темное.

Около клетки прижалась к стене тонкая фигура, завернутая в длинную до земли черную шаль, обычную у женщин бродячего племени люли.

Туган осторожно подошел. Женщина повернула голову. Знакомые черты поразили его: то же смуглое золотистое лицо, те же карие пытливые глаза, но исчезла прежняя беззаботность. Метнув пристальный взгляд, женщина отвернулась... Сомнений нет — это была Бент-Занкиджа.

Туган подошел ближе, вглядываясь внутрь клетки. В ней заключенный мог с трудом сидеть согнувшись. Из темноты показались косматая грива черных вьющихся волос и горящие, впивающиеся глаза. Несмотря на страшную перемену в исхудавшем лице, Туган не мог не узнать Хаджи Рахима. Дервиш подполз к прутьям клетки и прижался к ним волосатым лицом.

– Ты пришел вовремя, младший брат мой! — хрипел он. — Подойди ближе, Туган, и выслушай мои последние желания. Злобные имамы хотят сгноить меня в клетке или для устрашения толпы обстричь мне уши и разрубить на части... Но разве могут они убить свободную мысль, задушить мою пылающую ненависть?.. Теперь я написал все, что они хотели, но, прочтя мои записки, они сожгут на костре и мои записки и меня... Ведь я не расхваливал, как они, краснобородого Чингиза и не сочинял хвалебных медовых песен татарским поработителям Хорезма, толстокожим убийцам женщин и детей... Я смело написал правду о том, что видели мои глаза... Я сделал все, что мог, и теперь пришел мой последний день разлуки. Похороните меня под старым платаном на Берегу Салара... Мой учитель Абу Али Ибн Сина был величайший мудрец, а гонимый тупыми злобными имамами, он умер в тюрьме на гнилой соломе... Он знал все тайны вселенной, но не знал одной, как спастись от смерти!..

Туган заговорил тихо:

– Помнишь ли, чему ты меня учил в пустыне, когда мы с тобой были связаны веревками и над нами был занесен меч грозного "черного всадника", Кара-Кончара? Не ты ли тогда говорил: "Подожди унывать, ночь длинна и еще не кончилась!" Теперь я тебе говорю то же самое: "Подожди унывать, ночь даже не начиналась!"

Хаджи Рахим быстро приподнялся, точно силы вернулись к нему. Туган продолжал тихо, вполголоса, стараясь убедить.