«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Тем не менее, на наш взгляд, это не даёт оснований считать, что билики непосредственно имели правоприменительное значение, содержа не столько конкретные нормы, сколько общие принципы права и правоприменения. Поэтому мнение Е. И. Кычанова о действии биликов как законов, основанное на одном из биликов, приведённых Рашид ад-Дином (о наказании члена ханского рода за нарушение ясы «согласно билику»)[191] не представляется обоснованным: речь идёт именно о принципе – нарушение правопорядка влечёт наказание, не более того.

Теперь обратимся к мнению тех, которые считают, что билики содержали нормы процессуального права. Это мнение, впервые высказанное П. М. Мелиоранским, основано на анализе документов, включённых в «Дастур ал-катиб» Мухаммада Нахчивани: в ярлыке, где судья-дзаргучи назначался на должность, ему предписывалось действовать, как это сказано в биликах Чингис-хана[192]. Однако и в данном случае, полагаем, речь идёт не о конкретных нормах, а именно о базовых принципах, поскольку в качестве источниковой базы судьи должны были использовать ханские указы и прежние судебные прецеденты – начиная с «Синей росписи», в которой, по воле Чингис-хана, должны были фиксироваться решения судей как примеры для последующих решений по аналогичным судебным делам. Кроме того, у судей-дзаргучи имелось достаточно широкое право собственного усмотрения, ограничивавшееся именно их знанием базовых принципов, можно даже сказать, духа «чингизова права», а эти-то принципы и содержались в биликах. Более того, в переводе текста сам же П. М. Мелиоранский «достраивает» его содержание: «эмиры же монгольские не должны возобновлять и заниматься вторичным расследованием дела, которое к нему поступит и будет им (однажды) решено на основании ясы и ясака (и Кудатку Билика?) (курсив наш. – Р. П.) Чингиз-хана»[193].

Наше мнение о том, что билики являлись именно «доктринальным» источником, подтверждается, в частности, примером, также приведённым в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Монгольский хан и император Юань завещал престол своему внуку Тэмуру, однако, как известно, завещание предыдущего правителя среди Чингизидов являлось всего лишь одним из оснований претензий на трон, тогда как окончательное решение принималось всё же на курултае. Соответственно, когда был созван курултай для избрания преемника Хубилая, «между Тимур-кааном и [его братом] Камалой, который был годами старше его, начались споры и пререкания относительно престола и царствования. Кокчин-хатун, которая была крайне умна и способна, сказала им: «Мудрый каан, то есть Кубилай-каан, приказал, чтобы на престол воссел тот, кто лучше знает билики Чингиз-хана, теперь пусть каждый из вас скажет его билики, чтобы присутствующие вельможи увидели, кто лучше знает». Так как Тимур-каан весьма красноречив и [хороший] рассказчик, то он красивым голосом, хорошо изложил билики, а Камала, из-за того что он немного заикается и не владеет в совершенстве речью, оказался бессилен в словопрении с ним. Все единогласно провозгласили, что Тимур-каан лучше знает и красивее излагает [билики] и что венца и престола заслуживает он»[194].

Этот пример, на наш взгляд, даёт основание считать, что билики являлись не правовыми актами, содержащими конкретные юридические предписания, а именно совокупностью неких основополагающих принципов. Несомненно, будущему правителю следовало знать правовую идеологию, основы правопорядка (Великой Ясы), заложенного его предком, чтобы, действуя в его русле, принимать собственное законодательство, отражающее новые формы и виды правоотношений, но при этом не противоречащее «духу» изначальных правовых представлений Чингис-хана. Вполне логичным представляется тот факт, что правители, другие члены дома Чингис-хана, владетельные князья (родоплеменная аристократия) и военачальники должны были знать билики, о чём сообщает Рашид ад-Дин, воспроизводя соответствующий билик Чингис-хана: «Ещё он сказал: “Только те эмры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингиз-хана и возвращаются назад, могут стоять во главе войск. Те же, которые сидят в своем юрте и не внимают билика, уподобляются камню, упавшему в глубокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростника, [и] тот, и другая бесследно исчезают. Такие люди не годятся в качестве начальников”»[195]. Сделанный Т. И. Султановым на основе этого фрагмента вывод о том, что «билики Чингиз-хана были предметом преподавания»[196], не выглядит преувеличением.