Чиновник для особых поручений

Владимир молча кивнул и, покорно протянув руки, сделал шаг навстречу. И вдруг, надув щёки, выпустил изо рта, прямо в лицо оперу, какую-то едкую жидкость. Глаза обожгло. Чисто рефлекторно, Стас отшатнулся назад и почувствовал, как лицо опахнуло ветром. В ту же секунду он услышал тупой удар, вскрик и шум, тяжелый удар тела об землю.

— Это водка, — послышался рядом голос Инги. — Открывай глаза, надо промыть.

— Пройдёт, — отозвался опер.

Он достал из кармана платок и промакивал глаза. Щипало, конечно, но терпеть можно было. Сработала не столько сама водка, сколько фактор внезапности. Владимир застонал и попытался встать.

— Хорошо ты его угостила, — усмехнулся Стас.

— Некрасиво плеваться в присутствии дамы, — вздёрнула нос эстонка.

В это время в проёме арки появились две фигуры — мужская и женская, опер узнал ротмистра и Галину.

— Что, мы что-то интересное пропустили? — поинтересовался Всеволод, подходя ближе.

— Не умеет себя вести в присутствии благородной дамы, — щеголяя своим жёстким акцентом, усмехнулась Инга.

Стас заметил, как оглядели друг друга дамы. Словно две кошки. Не те, что украшают собой пуфики, а две видавших виды бродячих мурки, познавшие на своём веку всё — и собак, и озверевших крыс, и живодёров… И, если сейчас затянуты обе в шелка, это совершенно не значит, что они что-то забыли.

— Галя, поймай извозчика, — распорядился Стас, со всеми предосторожностями помогая Владимиру встать с земли.

Под другую руку подхватил его Всеволод.

— Что, сукин кот? — тихо спросил опер. — Помогли тебе твои ляхи?

— Куда меня? — спокойно спросил Коренев. — В тюрьму?

— С такой аттестацией? — ухмыльнулся Стас. — Тебя туда не возьмут. Сейчас поедем на квартиру, там будем разговаривать. Честно, как бывшему коллеге говорю — шансы твои ничтожны, но надежда есть. Дохлая, но тут уж тебе карты в руки.

Они прошли под арку и сели в пролётку с закрытым верхом.

Разговор происходил на той же квартире, где они прятали Сосо. Теперь уже Сталина, он уже «засветил» в «Правде» этот псевдоним. Полина открыла им дверь и молча пошла на кухню готовить кофе.

— Присаживайся, Володя, — спокойно сказал Стас. — Давай так — чтобы не тянуть кота за все подробности, я тебе расскажу, что знаю, а где не знаю, попрошу дополнить.

— А смысл? — пожал плечами сыщик. — В живых вам меня, при любом раскладе, оставлять нельзя, я же понимаю, не мальчик.

— А если не мальчик, то должен понимать, — жёстко сказал Исаев. — Ну, прикинь сам, сколько ты в наших руках промолчать сможешь?

— М-да, звучит убедительно, знаешь ли, — почесал висок Владимир. — Ладно, валяй, рассказывай.

Стас посмотрел на него внимательно. Неправильно он как-то себя ведёт. Понятно, никто и не ждал, что он на брюхе ползать будет, но всё равно, слишком уж он спокоен. Словно у него ампула во рту или хороший козырь в рукаве.

— Знаешь, — вдруг задумчиво произнёс пленник. — Я вот подумал — действительно, чего кота за хвост тянуть. Позвоните Петру Аркадьевичу.

— Это ещё зачем? — нахмурился Исаев.

— Я на него работаю, — спокойно пояснил Владимир. — Австрийцам я тебя сдал по его приказу. С письма копию снять тоже для него. Звоните. А то и в самом деле пришибёте, как предателя, кричи вам потом с неба…

Глава 18. Любовь и смерть

Они переглянулись. Коренев улыбался, как ни в чём не бывало.

— Ну, что вы замерли? Здесь же есть телефон, давайте, я ему позвоню. Ну, вы же не дети, знаете, что такое разведка. Это же грязь, грязь и ещё раз грязь. Давайте.

Он встал со стула и тут же ствол парабеллума упёрся ему в живот.

— Сидеть смирно, — тихо сказал Стас. — С чего ты взял, что можешь тут разгуливать? Вот, так.

Владимир пожал плечами, но послушно плюхнулся задом на стул.

— Как знаешь. Ну, позвони сам, чего ты боишься? Узнать, что он тобой манипулировал? Брось, ты же не институтка. Все мы друг другом манипулируем, работа такая.

Стас задумчиво смотрел на бывшего коллегу, а в душе ухмылялся. Этот приём старые уголовники называют «предъявить туза». На вопрос «а где ты был в ночь с пятого на шестое?» урка, не моргнув глазом, отвечает: «Спал с дочерью мэра». И настаивает, прекрасно понимая, что опровергнуть это не в силах простого опера. Но здесь-то история совсем другая. Он и не такой вопрос Столыпину задать может. И всё-таки тут что-то не так. Его сыщицкое нутро вопило о том, что Коренев врёт, а разум здраво вещал, что в таком вранье нет никакого смысла. И ведь видно, что он не боится разоблачения, это-то Стас мог определить.

Не спуская взгляд с Владимира, он подошёл к телефону. Сняв трубку, назвал номер квартиры Столыпина.

Трубку взяла Наташа.

— Алло.

— Наташа, здравствуйте, это Станислав. Петра Аркадьевича, будьте добры.

В трубке послышались рыдания.

— Что?!

— Папу убили, — глухо сказала она.

— Где и когда?

— Ещё не знаю точно.

— Как так?

— Позвонили из жандармского управления. Сказали, что уточнят, а потом перезвонят ещё раз.

«Странно, — подумал Стас. — На фига тогда первый раз звонили? Что-то тут не так».