Чиновник для особых поручений

Последнее относилось к большому чёрному Мерседесу, на который они чуть не наткнулись, вылетев на скорости из-за поворота. Копавшийся под капотом немецкий солдат изменился в лице, увидев их, и схватился за прислонённый рядом карабин. Капитан резво крутанул руль влево, машину занесло. Пуля, с гудением рассерженного шмеля, пронеслась над головой пригнувшегося Стаса. В ту же секунду он, сжимая Парабеллум, распахнул дверцу и вывалился на дорогу и откатился под защиту дерева. В открытом салоне Мерседеса он успел разглядеть двух офицеров — немецкого и австрийского. Это его слегка удивило, австрийцев он здесь пока не встречал. В следующую секунду все мысли отошли на второй план.

Со стороны немецкой машины по ним стали палить из трёх стволов. Зашипели пробитые скаты Испано-Сюизы.

«Вот, суки! — мысленно выругался он. — Теперь придётся по их машине аккуратнее стрелять, чтобы пешком не топать».

И сам усмехнулся своей самоуверенности. Он аккуратно высунулся из-за ствола, пытаясь разглядеть — кто где. Две пули тотчас сбили ветки над головой, за шиворот посыпалась какая-то труха. Со стороны Мельникова грохнул выстрел.

«Ага, жив, курилка!»

Переместившись ползком под защиту корявой липы, Стас тихонько высунулся из-за дерева, и австрийский офицер оказался прямо у него на прицеле. Он плавно потянул спуск, целясь в голову. Щёлкнул выстрел и австрияк, выронив пистолет, мешком упал на дорогу. Из-за машины чёртом выпрыгнул немецкий офицер и, рыбкой метнувшись в кусты, успел ещё дважды выстрелить в полёте. Сильный удар по голове, и Стас потерял сознание.

Голова гудела, «как колокол на башне вечевой».

— Если вы меня слышите, откройте глаза.

Мысли вяло плескались в пустом черепе. Мужской голос. Или он в плену, или в лазарете. Или в госпитале. Как-то плавно покачивает, словно они плывут. Или едут на поезде. Нет, больше похоже на поезд.

— Станислав Сергеевич, а австрияка этого куда девать? Он ведь живой, собака.

— Не ругайтесь, Прохор. Для нас они только раненые. А мы их должны лечить. Положите вот сюда.

— С нашими? — возмутился невидимый Прохор.

— Исполняйте, — жёстко сказал Станислав Сергеевич.

— Слушаюсь, Ваше Высокородие!

Шаги затопали, удаляясь. Стас попытался поднять тяжёлые, словно каменные плиты, веки. Получилось. Рассеянный тусклый свет, неясный силуэт человека, стоящего над ним. Опер попытался сфокусировать взгляд. Понемногу всё вокруг стало принимать более ясные очертания. Железнодорожный вагон, всё белое, военно-санитарный поезд!

— Как себя чувствуете, Станислав Юрьевич? Г олова болит?

— Болит, — сознался Стас.

— Ещё бы ей не болеть! Вы, батенька, чудом в живых остались. Возьми этот тевтон чуть левее. Впрочем, вашему противнику повезло не меньше. Я заведывающий медицинской частью военно-санитарного поезда головного отряда Красного Креста капитан Лазоверт Станислав Сергеевич. Сейчас я пришлю сестру с пилюлями, голову вашу локализуем, конечно. Боль, в смысле.

Стас слушал его низковатый приятный голос, а сам мучительно пытался вспомнить — где он мог его видеть? И лишь когда капитан повернул голову на звуки шагов, опер его узнал. Англичанин, который весной 1912 года увёл из-под наблюдения прохвоста Коренева. Или просто похож?

— Вот сюда, — сказал капитан солдатам, внесшим австрийского офицера с забинтованной головой.

«А, так вот кому повезло! — понял Стас. — Как же это я так лоханулся?»

— Ладно, отдыхайте, для вас война пока закончилась, — с этими словами Лазоверт пошёл дальше по проходу.

— Сестра! — послышался его голос. — Два аспирина в седьмое купе.

Через некоторое время в проходе появилась сестра милосердия — полная дама лет двадцати восьми-тридцати.

— Здравствуйте, господа, примите пилюли, пожалуйста.

Мягкие пальцы вложили в губы таблетку, а следом — стакан с водой, подкислённой клюквой.

— Вот и умница, сейчас голова пройдёт, — проворковала сестра и повернулась к австрийцу: — А теперь вы, битте, тринкен. Вот так, вот и славно.

Стас перевёл взгляд на австрийца и вздрогнул — на него, из-под повязки, закрывающей лоб, смотрел бывший сыщик Коренев Владимир. Вот-те на! Хорошенькая одиссея!

— Здравствуй, Володя, — тихо сказал опер. — Не сильно же ты по службе продвинулся, всего-то обер-лейтенант.

— Здравствуй, Станислав, — спокойно отозвался тот. — Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть здесь.

Коренев явственно сделал упор на последнее слово. Это озадачивало — чем ему так по сердцу именно этот поезд пришёлся? Предателю нигде пощады нет, это общеизвестно. Чему он радуется?

— Ты неправ, солдат! — послышался чей-то громкий голос с другого конца вагона. — Ты служишь в организации под названием «Красный Крест!» Красный крест, слышишь меня?! Я тебе русским языком объяснял — для нас нет здесь врагов, мы вне войны! Наш долг — помогать несчастным!

— Дык. Ваше Превосходительство. Дык, я чего? Виноват! Я ж только спросить хотел.

— Ты мне, солдат, эти жидовские увёртки брось! Спросил он, видите ли! Православный?

— Так точно, Ваше Превосходительство!