Чиновник для особых поручений

Холодный голос Инги отрезвил его, словно ушат холодной воды, опрокинутый на голову. Оторопело разжав руки, Стас увидел вместо жены эстонку, которая энергичным движением высвободилась из его объятий. Батюшки, а приоделась-то! Словно Золушка на бал! Инга сосредоточенно поправляла на полуобнаженной груди смятые кружева.

– Я же тебе говорила, что не люблю мужчин, а это только маскировка. Я привезла тебе деловое предложение от одного очень серьезного человека.

Стас с недоумением рассматривал невесть как оказавшийся в его руке конверт, запечатанный сургучом.

– В России много нефти, и есть тот, кто желает ее приобрести. Тебе надо только переговорить с Сосо, но это уже не мой уровень. А взамен ты можешь получить любое гражданство и не беспокоиться больше о здоровье своей семьи.

Мысли бешеным галопом заскакали в голове. Сопоставляя некогда ухваченные в своем мире обрывки информации, Сизов словно калькулятором «подбивал» дебет с кредитом. «Арифмометр» в голове звонко щелкнул и выдал результат, все или почти все расставивший на свои места.

– И давно ты работаешь на Ротшильдов?

– Это не так важно. Мне нужен твой ответ – будешь ты говорить со Сталиным или нет?

– Конечно. Без этого все равно Россию быстро не поднять. Вдобавок мне совершенно не хочется «словить» твою пулю.

– Ты очень умный, Станислав, с тобой всегда приятно работать. Мне не хотелось бы в тебя стрелять, – неожиданно улыбнулась всегда чопорно холодная Инга. – Пуля отменяется. Вечером я устрою нам приятный ужин на двоих.

Взмахнув шлейфом, она вскочила на подножку тронувшегося вагона и, обернувшись, что-то сказала, но паровозный гудок заглушил последние слова…

…Стас проснулся рывком, словно кто толкнул. Чуть приоткрыл глаза – из-за спины падал свет и в камере кто-то был.

– Вот это нервы! – знакомый голос Корнилова вернул опера в реальность. – Спят перед расстрелом. И как спят!

Сизов повернулся лицом к говорившему и, не вставая с нар, смерил генерала взглядом с ног до головы.

– Даже перед смертью выспаться не дадут! – совершенно искренне возмутился он. – Вроде еще не рассвело, чего разбудили? Исповедоваться пришли?

– Капитан! – резко одернул его Корнилов. – Я бы попросил выбирать выражения! И встаньте, пожалуйста, когда разговариваете со старшим по званию.

Стас насмешливо фыркнул.

– Это у вас, у живых, звания, чины… а мы, покойники, народ демократичный.

Лежавший до того лицом к стенке Камо резко повернулся и засмеялся.

– Ай, Станислав-джан, как верно сказал. Видите, господин генерал, даже в звании покойника имеются преимущества. Может, присоединитесь? Тем более что и повод есть. И весьма весомый – данное слово нарушили. Любой порядочный генерал уже бы…

Тер-Петросян приставил ко лбу указательный палец и громко щелкнул языком. Два текинца, замершие за спиной Корнилова, смотрели на них, как псы, только ждущие команды, чтобы разорвать в клочья.

– Признаю, – медленно сказал Лавр Георгиевич, – что у вас есть основания для того, чтобы так говорить. Извиняет меня лишь то, что я это сделал не во имя собственной пользы, а во имя России.

– Все гнусности, творившиеся в истории, совершались именно во имя великих целей, – отбросив шутовской тон, резко сказал Стас. – Впрочем, у меня нет ни малейшего желания с вами дискутировать. Делайте то, за чем пришли, и избавьте меня от ваших откровений.

Корнилов закусил губу.

– Хорошо. Поручик, дайте этим двоим коней, и пусть скачут на все четыре стороны.

Он резко повернулся и вышел из камеры, прямой и надменный, как всегда.

– Пошли, чего сидишь?

Один из текинцев махнул рукой, показывая: «Выметайтесь!» Пленники не заставили себя долго уговаривать. После спертого воздуха в камере предутренняя свежесть вливалась в легкие, словно пьянящее вино. Свернув за угол следом за провожатым, они увидели стоящих у импровизированной коновязи с десяток верховых лошадей и рядом наполовину разобранный автомобиль, приткнувшийся «мордой» к стене.

«Техника в руках дикаря – кусок железа», – хмыкнул про себя Стас. Приставленный к лошадкам караульный, что грел ладони над крошечным костерком, подхватил пристроенную меж колен винтовку и вскочил. Выслушав распоряжение, он по-деревенски поскреб затылок и, не спеша отвязав, подвел к ним двух крайних лошадок. Взяв в руку повод, Стас вдруг почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Дало себя знать напряжение последних дней, а более всего – та готовность к смерти, которая только что миновала. Звякнула о булыжник подкова, конь мягко тронул его губой за ворот и, всхрапнув, ткнул мордой в плечо.

– Погоди, – хрипло сказал он товарищу, который уже готовился вскочить в седло. – Дай передохну чуток.

И, провожаемый озадаченным взглядом часового, Стас медленно пошел к распахнутым воротам, ведя коня в поводу́. Камо, держа своего коня под уздцы, молча шагал рядом.

– Это бывает, – негромко сказал он. – Когда смерть проходит совсем рядом. Я уже привык. И ты привыкнешь.

– Спасибо, – усмехнулся опер. – Я постараюсь.