Чёрная Армада

«Фантом», «двойник», «соловейчик» — каких только терминов не выдумано, чтобы окрестить сотрудников спецслужб, продавшихся врагам. Я решил: делать непонимающие глаза, валять дурака просто смешно. Они знают обо мне всё.

— О, не нужно драматизировать. Жизнь, долг, честь, предательство. Вы вскоре поймёте, что речь вовсе не об этом. Всё гораздо сложнее.

Ну да, так и начинаются вербовки. Трёп на общефилософские темы, заболтать, запудрить мозги, попытаться дать человеку моральные оправдания его предательства, чтобы ему было не слишком стыдно. Зачем он тратит время? Эти приёмы для профессионалов моего уровня не годятся.

— Думаете, я займусь рассуждениями на общеэтические темы, чтобы оправдать в ваших глазах наше сотрудничество? — улыбнулся иронично Леонид Серафимович.

Будто мысли мои прочитал. Он далеко не дурак Затевать с таким игру нелегко. А надо. Надо что-то придумать, иначе я конченый человек.

— Такой разговор с вами бессмыслен. Хотите знать, кто я такой?

— Да, хочу, — вскипел я. — Кто вы? Кто ваши подчинённые? Что вам надо в этом лукоморье? Как вы умудрились свить такое уютное гнёздышко и чтобы про него никто не узнал?

— Не горячитесь. Давайте по порядку. Моя фамилия Чаев. Она вам что-нибудь говорит?

***

Ничего себе… Мне захотелось хлопнуть ещё коньяка. И не несчастную рюмку, а пол-литровую… нет, лучше литровую бутылку. Говорит ли мне что-нибудь фамилия Чаев? Ещё как говорит. Леонид Серафимович Чаев с семьёй, в кабинете, на работе. Чаев с любимой собакой. Чаев с любимой книжкой. Просто Чаев, в пальто и с зонтиком. И на каждой фотографии — лицо сидящего передо мной человека.

— Что, тот самый? — только и спросил я, дурацки хлопая глазами.

— Тот самый.

Конечно, я мог отдаться во власть фантазий о двойниках, об удивительном сходстве, о том, что я попал в лапы маньяка, страдающего манией величия, который нацепил маску или сделал пластическую операцию. Но к чему всё это? Я чувствовал, знал — передо мной настоящий Чаев. Тот самый.

И ещё я вспомнил, что такое Асгард. В скандинавской мифологии это крепость на поле Идавель, где живут боги и умершие люди. Небесный город мёртвых.

— Чаев мёртв уже давным-давно, — произнёс я устало.

— Как писали в одной старой книге: слухи о моей смерти сильно преувеличены. Чтобы понять всё, вы должны выслушать довольно длинный рассказ, часть которого больше похожа на лекцию по философии. Вы согласны?

— Ещё бы.

— Начну с банального вопроса — что мы знаем об этом мире? Узким специалистам порой начинает казаться, что почти всё. Физики считают, что чуть ли не до конца уяснили сущность атома, микрочастицы, эфирного океана. У химиков самоуверенности ещё больше — они вообще изучили всё вдоль и поперёк, теперь остаётся только накапливать частности, уточнять несущественные моменты. Они искренне уверены в этом, пока не набредают на очередной пласт явлений, переворачивающих все основы. Биологам тоже время от времени становится всё понятно… Перечень можно продолжить. Специалистам всегда ПОЧТИ всё понятно. Но вот они наталкиваются на очередную глухую стену и расквашивают об неё свои носы. И тогда рождается, например, физика сверхтонких энергий, наука о непериодических явлениях, биоэнергоинформатика, теория не стандартных трансмутаций. Мы — дикари. Научились устанавливать кое-какие причинно-следственные связи в окружающем мире и использовать их. Нажимаешь кнопку — загорается лампочка. Связь есть? Несомненная. Вот палец, вот выключатель, нажимаешь — вот тебе свет. Но физический и технический смысл происшедшего скрыт от взора дикаря. Несмотря на некоторые успехи науки в последние десятилетия, мы почти ничего не знаем о сути окружающих нас явлений и предметов. Мы в упор не видим слона, а лишь пересчитываем пупырышки на его коже. Мы на ощупь приближаемся к таким неизведанным пластам, как энергоинформационные пространства, психомиры, параллельные независимые плоскости. А ведь ещё древние писали об астральных и ментальных вселенных. Мы делаем робкие попытки при помощи эфиродинамики объяснить психотронику и непериодические процессы. Мы с ужасом видим, как загадочным образом могут меняться свойства вещей, как трещит по швам закон сохранения энергии и вещества, как летит к чертям теория вероятности — неколебимые, казалось, столпы. Не так ли, Александр Викторович?

— Скорее всего, так.

Что я мог ещё сказать Чаеву? Споры о нетрадиционных научных методиках, о никак не желающих укладываться в современные научные парадигмы фактах ведутся не первый век. Нельзя сказать, что они не интересуют большую науку. Время от времени создаются мощные лаборатории, целые институты, порой они получают потрясающие результаты, о них ломают зубы теоретики, их никто не может объяснить. Потом «нетрадиционники» вновь попадают в опалу.

— И меньше всего мы знаем о самом большом феномене. Знаете, о каком?

— О человеке.