— Самые обычные документы, ничего особенного. Вы же не можете жить без документов, — рассудительно заметил один из мужчин.
— У нас их нет.
— Тогда где они?
— Это дело не для клерков, — заявил Жубе. — Доложите Госпо Стритару, и я отведу их к нему.
То ли им не понравилось, что Жубе назвал их клерками, то ли не по годам наглый юнец им вообще не нравился, а может, сыграли роль оба фактора. Они злобно посмотрели на него, что-то проворчали, и один из них исчез за внутренней дверью, прикрыв её за собой. Вскоре он вынырнул снова и придержал открытую дверь. Я не заметил, что Жубе тоже приглашали, но он всё-таки вошёл следом за нами.
Комната была большой, но такой же тёмной. Создавалось впечатление, что стекла в высоком узком окне мыли в тот день, когда город был переименован в Титоград, то есть четыре года назад. Один из двух больших столов был пуст, за другим сидел широкоплечий нестриженый детина с впалыми щеками. Он о чем-то совещался с личностью, сидевшей на стуле у края стола, — помоложе и пострашней, с плоским носом и лбом, скошенным прямо над бровями под острым углом. Бросив быстрый взгляд на меня и Вулфа, детина уставился на Жубе без малейших признаков сердечности.
— Где ты их взял? — спросил он.
— Они появились в доме моего отца неизвестно откуда и попросили, чтобы их отвезли в Подгорику. Толстяк так и сказал — Подгорика. И добавил, что заплатит две тысячи динаров или шесть американских долларов. Он знал, что у нас есть машина и телефон. Когда ему отказали, он предложил моему отцу позвонить в Министерство внутренних дел, в комнату девятнадцать, и спросить, должен ли он сотрудничать с человеком по имени Тоне Стара. Мой отец решил, что звонить необязательно, и приказал мне отвезти их в Титоград. По дороге они разговаривали на иностранном языке, которого я не знаю, но думаю, что на английском. Толстяк просил отвезти их к северному концу площади, но я привёз их сюда, и теперь вижу, что был прав. Они утверждают, что у них нет документов. Интересно послушать их объяснения.
Жубе подвинул стул и сел. Детина посмотрел на него:
— Я тебе предлагал сесть?
— Нет, не предлагали.
— Ну так вставай. Я сказал — вставай. Вот так-то лучше, мой мальчик. Ты учишься в университете в Загребе и даже был три дня в Белграде, но я что-то не слышал, чтобы тебе присвоили звание народного героя. Ты правильно поступил, приведя сюда этих людей, и я поздравляю тебя от имени нашей великой Народной Республики, но если ты будешь вести себя не так, как положено в твои годы и с твоим положением, тебе перережут глотку. А теперь возвращайся домой, займись самоусовершенствованием и передай от меня привет твоему уважаемому отцу.
— Вы несправедливы, Госпо Стритар. Я останусь и послушаю.
— Убирайся!
С минуту я думал, что мальчик заупрямится; он, похоже, тоже так думал, но в конце концов сдался, повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, субъект, сидевший у края стола, поднялся, явно собираясь уйти, но Стритар что-то ему сказал, и он подошёл к другому стулу и сел. Вулф уселся у конца стола, а я сел на стул, который освободил Жубе.
Стритар посмотрел на Вулфа, потом перевёл взгляд на меня и снова уставился на Вулфа.
— Что это за разговоры про отсутствие документов? — спросил он.
— Это не разговоры, — сказал Вулф. — Это факт. У нас их нет.
— Где же они? Что за дела? Кто их украл?
— Никто. У нас нет документов. Я думаю, наша история покажется вам необычной.
— Она уже кажется мне необычной. Лучше вам все рассказать.