Чёрная мадонна

Un bel dì, vedremo
Levarsi un fil di fumo
Sull’estremo confin del mare
E poi la nave appare[21]

.

Мэгги была несказанно удивлена, когда Антонелла сказала ей, что на пленке записан голос певицы-негритянки по имени Леонтина Прайс. Не иначе как Антонелла сама выбрала именно эту запись. Это помогло Мэгги сильнее прочувствовать музыку, ведь роль Чио-Чио-сан исполняла такая же чернокожая женщина, как и она сама. Голос Леонтины Прайс был полон тоски, и даже не знай она, что означают слова Un Bel Di, их смысл можно было легко угадать из музыки. Так могла петь только женщина, мечтающая о завтрашнем дне. Женщина, которая все ждала, и ждала, и ждала.

Мэгги тоже ждала. Она расхаживала вдоль берега под фонарями портичиолло, глядя, как на горах мерцают огни, бросая взгляд куда-то к северу от Голы, откуда появятся Феликс и Сэм, и слушала вокализ из «Чио-Чио-сан». Тишину ночи нарушали лишь скрипки, арфа и нежные, чарующие голоса.

И все. Никаких громких арий, никаких слов. Даже если не знать, что Чио-Чио-сан ждала всю ночь, это вам все равно скажет музыка. Трогательная и нежная, она задевала самые сокровенные струны души, сравниться с ней мог разве что голос Джесса и его смех. Именно такую музыку написал Пуччини, чтобы показать всю силу любви Чио-Чио-сан. Эта музыка напоминала Мэгги прекрасную «Песнь песней» и то, как прав был Джесс в своей интерпретации древнего текста.

На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, кого любит душа моя; искала я его и не нашла его.

Мэгги провела всю ночь вдали от своих белоснежных простыней. Сидя на берегу озера, она раз за разом включала «Песню без слов», благодарная ночному воздуху, звездам и ночи за то, что те были рядом с ней. Тот, кого любит ее душа, уже почти здесь. Мэгги посмотрела на небо: растущий месяц увлекал за собой звезды, освобождая место для восходящего солнца.

Глава 17

Сэм сидел в кожаном кресле, сидел прямо, с улыбкой глядя на Феликса, или, по крайней мере, старался улыбаться, до тех пор пока частный самолет не поднялся в воздух. Сэм не просто устал, он валился с ног от усталости. Но выдать этого никак не мог, потому что тогда Феликс может совершить какую-нибудь глупость – например, задержит вылет или вообще отвезет его, как недавно вышедшего из комы, назад, к доктору Льюистону или вообще в клинику, в которой он, согласно липовым документам Брауна, провел все эти годы.

Феликс без особого энтузиазма отнесся к путешествию, хотя Льюистон, как врач, и дал на него добро. И вот теперь, сидя в частном самолете, где их было всего двое, Сэм впервые подумал, что Феликс наверняка чертовски богатый тип. Он везде держал себя с таким видом, как будто он лорд Байрон, и это не было игрой. Глядя на него, можно было подумать, что он считает себя властелином мира. В принципе, он был на него похож: черные волосы немного длинноваты, но ухожены. Костюмы сидят слегка свободно, как это принято у толстосумов – мол, я могу позволить себе немного небрежности.

Даже самолет вписывался в этот образ. Хотя Сэм был выше шести футов ростом, ему не нужно было пригибаться, когда он ступил на борт. Он думал, что как только войдет, так сразу рухнет в кресло, однако сначала ему пришлось пройти вслед за Феликсом вдоль длинного комода и стола, вокруг которого стояли четыре обтянутых плюшем кресла. Лишь после этого они оказались в той части салона, где стояла настоящая длинная дизайнерская софа. Сэм не отказался бы, будь у него такая возможность, вытянуться на ней в полный рост. Вместо этого он сел напротив Феликса в голубое кожаное кресло, превышающее размерами настоящий шезлонг, и, как и Росси, неспешно попивал предложенный ему напиток. Потому что стоит ему выпить стакан залпом, как он тотчас вырубится.

Сэм кивнул Феликсу и обвел взглядом чертов самолет. Салон был рассчитан на двенадцать персон. Четырнадцать – если усадить людей на диване поплотнее. Он подождал, когда самолет поднимется за облака, выше туч и коммерческих воздушных трасс, и увидел изгиб линии горизонта. После чего позволил себе зевнуть во весь рот и, чтобы не кружилась голова, пошлепал себя ладонями по щекам.

– Я смотрю, ты устал, – произнес Феликс, опуская газету и пристально глядя на Сэма.

– Это точно.

Росси тотчас поднялся на ноги.

– В таком случае тебе лучше лечь, а я тебя осмотрю.

– А вы врач?

– Да. А теперь давай на осмотр.

Слава богу, подумал Сэм и, встав с кресла, с благодарностью растянулся на серой софе. Феликс помог ему снять дешевого вида пиджак и рубашку, после чего откуда-то вытащил и открыл внушительный медицинский баул.