Чёрная магия

Я не удержался и заплакал. Ведь каким бы могучим и крепким ни выглядело это дерево, я знал, что оно мертво. Ничто не вернет его к жизни. Оно зеленело еще при пассамакводах, оно видело моряков, приплывавших из-за океана, и туристов в лодках из порта Пэсвегаса, и, может даже, видело сегодня утром «Ледяную королеву» с ее красно-белыми парусами и Томасом Тарни, наблюдающим с палубы, как Лонни Паккард достает бензопилу из своего внедорожника.

Сосна в конце концов рухнула, а я даже не услышал этого грохота.

А вот Вала услышала.

«Джастин, будешь при ней, понял?»

Я глубоко вздохнул, притормозил, вытер глаза, убедился, что Вала по-прежнему внизу на камнях, а потом опять стал спускаться. Когда я наконец добрался до подножия склона, мне и дальше пришлось двигаться осторожно: между гранитными валунами стояли лужицы воды, оставшейся после прилива. Некоторые из них затянуло тонким ледком, и все они были скользкие от водорослей. Я двинулся к пристани, торопясь, насколько хватало сил.

— Эти деревья не твои! — Голос Зимы прозвучал настолько громко, что у меня заболели уши. — Это королевские сосны, они не принадлежат ни одному человеку!

— Мне принадлежит эта земля! — парировал Тарни. — И если это не делает меня здесь королем, то я уж и не знаю, что еще для этого нужно!

Я преодолел последнюю каменную россыпь и подбежал к Вале. Зима стоял в нескольких ярдах от нас, возвышаясь над Томасом Тарни. Спутник Тарни находился у края пристани; ему было явно не по себе. Я узнал его: это был Эл Элфорд. Прежде он трудился помощником капитана на маленькой яхте в порту Пэсвегаса. Теперь, судя по всему, он работал на Тарни.

— Королем? — повторила Вала. — Хан эр кликкапур. — Она взглянула на меня краем глаза. — Он спятил.

Возможно, на меня подействовали ее слова, или я злился на себя за свои слезы, но я шагнул к Тарни и заорал на него:

— Противозаконно уничтожать эти деревья! Здесь вообще нельзя ничего рубить без разрешения!

Тарни повернулся и уставился на меня. Кажется, он впервые был захвачен врасплох — может, даже смущен или пристыжен. Нет, не тем, что он сделал — это я понимал, — а тем, что кто-то другой, простой мальчишка, знал о его поступке.

— Это еще кто? — Голос его сделался фальшиво бодреньким. Таким тоном взрослые говорят, когда их застукаешь за чем-нибудь вроде курения, выпивки или драки с женой. — Это твой сын, Зима?

— Нет, — ответил я.

— Да, — вмешалась Вала и одними губами произнесла то самое слово, что и при нашей первой встрече, — Феогар.

Но Зима ничего не сказал, а Тарни уже отвернулся от меня.

— Противозаконно? — Он дернул себя за свою красно-белую ветровку, потом пожал плечами. — Я заплачу штраф. За вырубку деревьев в тюрьму не сажают.

Тут Тарни ухмыльнулся, как будто придумал шутку, до которой еще никто не додумался, и добавил:

— Во всяком случае, меня не посадят.

Он взглянул на Эла Элфорда и кивнул. Эл быстро развернулся и пошел — практически побежал — в конец пристани, туда, где постукивал о металлические поручни «Бостон вейлер». Тарни последовал за ним, но медленно, раз даже остановившись, чтобы взглянуть на склон — не на королевские сосны, а на здание фермы. Окна фермы, выходящие на утес, блестели. Потом Тарни направился туда, где его ждал Элфорд в небольшой моторной лодке — стоял, протянув руку, готовый помочь хозяину забраться в нее.

Я посмотрел на Зиму. Лицо его обмякло, только рот оставался сжатым; вид у него был такой, словно он пытается раскусить что-то твердое.

— Он срубит и оставшиеся сосны, — сказал Зима. В голосе его не было ни сомнения, ни печали, ни даже гнева. Он словно говорил о чем-то общеизвестном, типа «скоро пойдет снег» или «завтра воскресенье» — Тарни заплатит штраф в двадцать тысяч долларов, так же, как сделал в Кеннебанкпорте. Он подождет, заявится сюда среди ночи, когда меня тут не будет, — и деревьям конец.

— Нет, не заявится, — возразила Вала почти таким же спокойным тоном, как у Зимы.

Раздался приглушенный рев — это завелся мотор лодки. «Бостон вейлер» понесся прочь от пристани к «Ледяной королеве».

— Нет, — повторила Вала.

Она нагнулась и подобрала камень. Небольшой серый камешек, как раз такой, который уместился у нее в кулаке. Одна его сторона заросла мелкими ракушками. Вала выпрямилась и устремила взгляд на океан, но глаза ее больше не были небесно-голубыми. Они сделались темно-серыми, как камень, отполированный морем, сплошными, без зрачков — и сияли, словно вода под солнцем.

— Скаммасту пей, Томас Тарни! Фарту тил фианданс! — выкрикнула она и швырнула камень в воду. — Фарту! Латту пеог хверфа!

Я проследил за тем, как камень пролетел по воздуху, а потом с глухим стуком упал на землю далеко от линии берега. Я перевел взгляд на Валу — и застыл.

С моря донесся скрежет — оглушительный звук вроде раската грома, и длился он всего долю секунды. Я развернулся и приложил руку козырьком колбу, выискивая взглядом «Бостон вейлер», что стрелой несся к яхте Тарни. Внезапный порыв ветра швырнул мне в лицо водяные брызги. Я моргнул и снова моргнул, уже от удивления.