Чёрная музыка, белая свобода

Несомненно, что многие музыканты традиционного джаза отличались и высокой индивидуальностью, и значительной художественной одаренностью. Конечно, на старом джазе лежала печать эстетической ограниченности массовой культуры, хотя историческая обусловленность этого понятна; но не следует обманывать себя: личностная заурядность при незаурядной художественной индивидуальности — характерная особенность музыканта традиционного джаза, где она встречается чаще, чем в авангарде.

Не нужно думать, что в классической («серьезной») музыке музыкант —личность более значительная, духовно превосходящая джазового музыканта. Нет, скорее наоборот. Но в «классике» музыкант — не композитор, не творец, а интерпретатор. От среднего исполнителя в музыке академической традиции требуется высокий профессионализм (техничность) да элементарный вкус (встречается реже). Его творческий потенциал по сравнению с талантом джазмена другого порядка. На исполняемую им музыку его личность накладывает меньший отпечаток, чем личность джазмена. Композиторская, а не его индивидуальность запечатлелась в музыке, композиторские, а не его мышление, вдохновение, гений создали эту музыку, которая существовала до него и будет существовать после концерта. Несомненно, индивидуальность исполнителя в традиционной «Классике» — очень важная, но не главная составляющая значительности музыки. Не то в джазе. Джазовая музыка не отделима от музыканта. Ее не существовало до него, она исчезает с ним. Но композиторский дар джазмена —талант особого свойства. Многие ли композиторы способны создавать музыку высокого качества без подготовки, длительной работы, отделывания и переписывания (скажем, как пушкинский Моцарт)? Немногие. Счет пойдет не на десятки, а на единицы. А между тем высокоразвитая импровизационная способность — явление заурядное в джазе. Конечно, это говорит вовсе не о личностном превосходстве джазмена над композитором или музыкантом-«классиком», а лишь о своеобразии джазового таланта и о качественно иной роли личности джазового музыканта в творческом акте создания музыки по сравнению с музыкантом неджазовым. В конце концов главное — это не умение музыканта, не его ремесленный навык, а содержательность и глубина музыки, им исполняемой. А это уже находится в прямой зависимости от личностной значительности сочинителя.

К сожалению, традиционное неджазовое исполнительство почти не предоставляет музыканту возможности для серьезной личностной самореализации. «В жизни каждого серьезного исполнителя, — замечает Хиндемит, — наступает пора, когда он осознает, что выступления в некой возвышенной роли общественного шута не могут быть конечной целью его существования и что должна быть какая-то более высокая цель, чем сосредоточение в течение всей жизни на мысли, как взять требуемый звук нужной силы в надлежащий момент».[34]

Лишь в неоавангардистской европейской музыке наметился перелом в этом отношении, сближающий ее исполнителя с джазменом. Благодаря использованию подвижных форм, введению алеаторики, импровизации, вероятностного принципа в технику создания музыкального текста (нередко композиция вообще не имеет традиционной партитуры) неизмеримо возросла роль исполнителя в продуктивном творческом процессе. В связи с изменением и усложнением техники создания музыки проблемы интерпретации замещаются в новой музыке проблемами ее реализации, а идея верности написанному однозначному тексту уступает место принципу поливерсии. Развитие современного исполнительства явно идет в направлении сближения с джазовым музицированием. Создается новый тип исполнителя, который по необходимости должен обладать высоким продуктивным (а не только репродуктивным) творческим потенциалом.

Симптоматично, что художественное достоинство музыки в новом джазе стало зависеть от гармоничного единства художественной одаренности и личностной значительности музыканта. Одного из этих компонентов (в отличие от старого джаза) стало уже недостаточно, ибо в свободном джазе музыкант из адепта существующей художественной системы направления становится создателем собственного художественного мира. А так как формирующим принципом в эстетике авангардного джаза становятся духовные и эмоциональные особенности музыканта, которые он с максимальной непосредственностью пытается донести до слушателя, то личностная значительность художника — основа высокого эстетического эффекта в свободном джазе.

Личностную ничтожность, бездуховность, эмоциональную тривиальность импровизатора в новом джазе уже не скрыть техническим совершенством исполнения чужой (или якобы своей, но отчужденной) музыки, идеальным выполнением эстетических предписаний (пустопорожней виртуозностью) — изменилась сама техника создания эстетической конструкции.

Новый джаз и поэтика Достоевского