— Он зовёт, детёныш, — безжизненным голосом прошептал Нингорс. — Так громко… Ни-шэу!
Он прижал ладонь к боку, скрипнул зубами от боли, запахло палёной шерстью. Алгана, отряхнув обожжённую шкуру от пепла, встал, пошатываясь, взобрался на террасу и лёг поверх кокона. Его глаза закрылись, но янтарный свет пробивался из-под век.
— Он замолчит, — пообещала Кесса, положив руку на жёсткую гриву. — Я его заставлю.
Суава была горькой, как ивовая кора, и пряные листья на дне чаши эту горечь лишь усиливали. Кесса с трудом отпила глоток и отодвинула чашку.
Рассвет ещё толком не разгорелся, но город уже ожил — загромыхали по улицам вайморские повозки, с рёвом помчались куда-то осёдланные анкехьо в стальной броне, зафыркали в загонах хурги — им принесли корм. На крышах засверкали пурпуром и золотом сплетённые из крашеной травы цветы, кисти и веера, жители оттирали резные украшения на коньках крыш от серой летней пыли. Издалека тянуло влагой — где-то ночью прошёл ливень, но сейчас небо очистилось.
— Ты говоришь, Нингорс, в Рате речные камешки в цене? — Кесса запустила руку в потрёпанный лиственный мешочек, перебирая холодную тяжёлую гальку. Алгана кивнул, опрокинул в себя вторую чашку суавы и поднялся на ноги.
— Идём.
…Полосатые семена-монеты были куда легче камешков, и Кессе было легко, когда она, рассовав их по карманам, выбралась из лавки. Одна яшмовая галька осталась при ней — зеленовато-серая, под цвет ила со дна древней реки.
— Вот дела — яшму покупают на вес! И столько её пород — я половину уже забыла! — усмехалась она, вдоль стены выбираясь из оживлённого переулка на шумную улицу. Варкины, Акаи, крылатые кошки, — все спешили куда-то, и непросто было устоять на ногах и выбраться из толпы. Нингорс шёл чуть позади, прикрывая Кессу крылом, и хески почтительно огибали его, но никто не пугался. Некоторые даже норовили пощупать крыло — и, дотянувшись, отдёргивали руку с удивлённым возгласом.
Кесса опасалась, что не найдёт ни лавок, ни лотков, но в Экамисе они были везде — у каждого дома, под каждым навесом кто-нибудь сидел, зазывая покупателей. Даже сторожевые ящеры, угнездившиеся на крышах, вопили, подражая крикам торговцев. «Нуску Лучистый! Здесь каждый житель — ткач, а кто не ткач, тот плетельщик,» — думала Кесса, старательно отводя взгляд от товаров. «А кто не плетельщик, тот продаёт плоды или листья…»
Она рискнула спросить цену у торговца тканями — и выбралась из-под его навеса с добрыми напутствиями и ворохом новеньких набедренных повязок. На их «хвостах» были вышиты жёлтые и алые узоры — цветы, листья и перья.
— Ратское тряпьё! — ухмыльнулся Нингорс, пощупав ткань. — Мимо ещё никто не прошёл. Это на весь твой посёлок? А это куда?
Кесса наполовину развернула узорчатое покрывало — такие повязывали на голову Варкины, а кто-то накидывал поверх «скелета летучей мыши» — причудливой конструкции из тонких планок.
— Это для Эммы, — сказала Речница, бережно сворачивая платок. — Ей понравится.
Она покосилась на «шляпу» проходящего мимо Варкина, прикидывая, не добавить ли к покрывалу «мышиный скелет»-опору, — такая странная штуковина в самый раз для колдуньи…
— А это тебе, Нингорс, — Кесса расправила полосу чёрной ткани с багряными извивами по краям.
— Эррх… — Алгана подозрительно помял в лапе тряпицу. — У меня есть повязка, Шинн.
— Будет ещё одна, — сказала странница. — Нравится цвет?
…Из-под дверной завесы тянуло жаром, кипящим рассолом и пряностями, — жители дома, не покладая рук, набивали бочонки солениями. Но близился полдень, и свирепая жара загоняла Варкинов и чужеземцев под навесы, в тень и прохладу, — и двое обитателей дома, позвав на помощь детей, взялись разливать по чашкам суаву и густое огненно-рыжее варево, пахнущее рыбой. Вдоль циновок, разложенных под навесом, рассаживались гости, места ещё было много — и Кесса, смахнув со лба мокрые волосы, нырнула в тень и примостилась на низеньком сидении.
— Солнце выпаривает воду, — покачала она головой, глядя на дрожащее знойное марево над дорогой. — Вечером будет ливень.
Новые гости зашуршали циновками, усаживаясь в тени.
— Гляди! — удивлённо воскликнул один из них. — Кто-то из твоей родни, под личинами Алгана и авлар» коси!
Второй хмыкнул.
— Нет, это не личины. Это настоящие, — сказал он. — Хаэй! Это маленькая чашка, нет ли побольше?
Кесса скосила глаз на беседующих и увидела Варкинку и невысокую Акаи безо всяких личин, но в двух длинных накидках, выглядывающих друг из-под друга, и двух покрывалах поверх них. Не меньше нарядной одежды было и у Варкинки, и с её крылатой шляпы свисала яркая бахрома.
— Жаль, завтра уезжать, — шевельнула усами Варкинка. — Впрочем, ты тут не заскучаешь.
— Да и ты немного потеряешь, — усмехнулась Акаи. — Что тут у вас — крашеная трава на крышах? Пшш! Вот Фальхайн украсили, так уж украсили!
— Ишь ты! — усмехнулась и Варкинка. — Но с угощением вам нас не догнать.
— Где же вы взяли такое стадо куманов? — фыркнула Акаи.