— Нет, — как-то грустно ответил Дейл, — Это сделал Герман.
— Да, это так потрясно выглядело! — оживилась Мира, — Вынес тебя из воды, как принцессу! И шляпу не забыл на тебя нахлобучить, а то ты бы мозг нам вынесла всем.
— Хватит, — вмешалась Риша, — У кого дом ближе?
— У меня, — сказал Герман, — У меня почти что у самого озера.
Риша взяла меня под руку и повела впереди всех. Меня всю колотило, ноги стали словно ватные. С воды стекала вода, с волос тоже, но у меня не было никаких сил отжимать их. Руки безвольно повисли.
— Как будто пробежала кросс, — сказала я.
— У меня так было после того, как меня вытащили, — кивнула Риша, — Ничего, скоро пройдёт. Приведем тебя домой, поешь, попьешь, обсохнешь. Всё наладится.
Мы пришли домой к Герману и заняли гостиную. Герман дал мне какую-то бесформенную футболку, которая мне в платье годилось. Я переоделась в неё в ванной, высушила волосы феном, наконец отжала шляпу, стараясь не снимать её.
Мы смотрели телевизор, умяли целую салатницу и погнали Германа готовить ещё. Включили телевизор на музыкальный канал, подпевали хитам, смотрели журналы, пытались научиться играть на гитаре. Дейл сидел в сторонке, и только Риша поняла, что ему некомфортно. Дейл заверил её, что всё в порядке, но теперь и я заметила, что это было не так.
— Пора бы домой тебе возвращаться, Клэр, — вечером сказала Риша, — Родители будут беспокоиться.
— Ну вы и скучные, — недовольно сказал Герман, — А как же наши ночные посиделки?
— Пойми, Герман, мы не будем вечно тусовщиками, — сказала Риша, — Когда-нибудь нам придется начать взрослую жизнь.
— Бла-бла-бла, — закатил глаза Герман, — Какая ты зануда всё-таки.
— Все компании когда-нибудь распадаются, — повысила голос Риша.
— Вот и начинай свою взрослую жизнь, сколько влезет, а я буду тусить, — заявил Герман, — Ты со мной, Клэр?
Он посмотрел мне в глаза. Как обычно, насмешливо и чуть лукаво. Но во взгляде читалась надежда.
— Извини, Герман, мне правда нужно идти, — с тяжелым сердцем ответила я.
Замешкайся я, и отказать было бы труднее.
— Ну и иди.
Герман отвернулся к стене. Скрепя душу, я встала, попрощалась и пошла с Ришей и Дейлом.
— Идешь? — спросила Риша у Миры.
— Наверное, — нехотя согласилась Мира.
Мы вышли из его дома. Мира и Риша направились в одну сторону, а мы с Дейлом в другую.
— Нехорошо получилось, — пробормотала я.
— Я хотел тебя спасти, — сказал Дейл, — Но промедлил. Боялся.
— Все нормально. Я бы тоже испугалась.
— А Герман не испугался. Он, не раздумывая, бросился тебя вытаскивать. И дом его был поблизости… Я такой бесполезный. Всегда был таким. Разочарование — так меня называли в детстве.
— Думаешь, Герман лучше?
— Он такой… Харизматичный. Есть в нем что-то, что заставляет других людей тянуться к нему.
— Нашел, кому завидовать. Герман — обыкновенный придурок, который никогда не повзрослеет. Такие, как он, обречены и в 40 лет вести себя как конченные раздолбаи, без работы и денег, зато всегда с бутылкой и в баре.
— Как мой дядя, в общем.
— Ты считаешь, что твой дядя лучше тебя?
— Я…
— Не считаешь. Вот и Германа не считай лучше себя.
— Но при этом я отталкиваю от себя людей. Только успеваю к ним привязаться, как они теряют ко мне интерес.
— Думаешь, Германа любят больше? Ришу он бесит, хотя её все бесят, Мира вообще ко всем относится ровно.
— А ты? Тебе он нравится?
— Может быть.
— А я?
— Может быть. Давай не будем. Мне плохо от этого разговора. Я замерзла.
Я принялась растирать руками плечи.
— Можем пойти в магазин погреться, — предложил Дейл.
— Не хочу, — сказала я, — Хочу вернуться в психушку.
— Что там хорошего? — спросил Дейл.
— Много чего, — сказала я, — Долго рассказывать. Просто там я чувствую себя как дома. Ты там то всеми ладишь, и со всеми дружишь, даже если вы знакомы всего минуту. И там даже скука сладостная.
— Здорово, — сказал Дейл, — Наверное, хочется остаться там навсегда.
— Не знаю. Навсегда не удастся, а до конца лета — пожалуй.
— А… Ну, болезнь все еще прогрессирует?
— Я уже давно не вижу кошмаров. Как и других снов.
— Вот как…
— А у тебя есть, на чем меня подвезти?
— Нет… Но могу предложить переночевать у меня. Семья не против.
— Отлично!
Я легла вновь на ту мягкую постель. Может, и в эту ночь я обойдусь без сновидений?
Я становлюсь частью куста. Мои пальцы — хрупкие пруться веточек, мои ногти — зеленые листья, мои ноги — корни в земле, моя кожа — жесткая кора, а моя плоть — древесина. Не вижу, не слышу, не чувствую боли. Не имею возможности двигаться. Только ветер колышет мои ветви-пальцы, и птицы садятся и чирикают. В моих корнях ютятся мышки, жуки, вокруг летают шмели и пчелы.
Я куст. Не могу дотянуться до неба, даже не могу протянуть пальцы так высоко, как это делают деревья. Колосья не считают меня за свою, деревья смеются над моей низкорослостью.
Я куст, и ко мне приближается человек — для меня теперь это не более, чем едва ощутимое сотрясание земли. Говорят, есть те, кто могут двигаться, говорить, видеть. Есть те, кто дышут тем, что мы выдыхаем, и едят то, что мы производим. есть те, для кого углекислый газ — это яд. Но для нас они удобрения, часть теплой и рыхлой земли.