Чёрная свеча

— Змей подколодный, под гуманиста хилял. Чтобы скостить грешок отцу-основателю. Взял бритву и на глазах у воровского европейского пролетариата побрил Карлушу, как яйцо. Человек, естественно, расстроился: какой же он Маркс без бороды?! Стал тогда Маркс пугать нашего Ильича призраком, который в это время в самом деле шлялся по Европе. Ленин, не будь дураком, откинулся из немецкой тюрьмы, подвалил к тому призраку, напоил и притащил в Россию в крытом вагоне. Что они натворили, вам рассказывать не надо.

Призрак так и не протрезвел…

Воры посмеивались сдержанно, на всякий случай, чтобы не выдавать своей неосведомлённости о смещении времени опальным писателем. А один, по всей вероятности живущий в сомнениях жулик, Чёрт — кликуха, попытался вяло возродить:

— Лишка двигаешь за Ильича, фраер. Воры его уважают…

— Потому и толкую за его большевистскую дерзость — ну кто бы ещё догадался Маркса побрить? Один из его кентов, эсер, тоже шпанюк, но бледной масти, слинял с нашей социалистической зоны и писал картавому уже со свободы. Щас вспомню, что он ему писал: «Вы одним росчерком пера, одним мановением руки прольёте сколько угодно крови с чёрствостью и деревянностью, которой позавидовал бы любой выродок из уголовного мира».

— Ну, это бандитский базар! — обиделся старый законник Лапша. — Ты его к нам не притусовывай.

Вадим тогда подметил: они имели какие-то фальшивые лица, за которыми — не совпадавшие с их выражением мысли. Наверное, им хотелось зарезать писателя.

Именно с таким лицом явился настоящий призрак в его недавнее забытьё, состояние — почти сон, возникшее на грани соприкосновения неизречённого с видимым.

Оно скрывало надвигающийся хаос, готовый произойти или явиться из того странно знакомого существа. Впрочем, призраку, наверное, не обязательно обладать сущностью. Достаточно того, что он — призрак.

Зэк понудил себя открыть глаза, но призрак не исчез, отплыл в сторону дверей над верхними нарами.

Прозрачно мягкий, неопределённо очерченный, словно сотканный из табачного дыма. В больничке, перед тем как войти в покойного Саловара, призрак имел бордовый цвет. Была смерть, и наряд был праздничный.

Этот серый, будничный, в нём он просто бродит по России. Упоров попытался истребить видение, тряхнул головой. Призрак взял и убрался с глаз долой. Осталось только ощущение присутствия фальшивой улыбки, как окно в будущее, затянутое серым дымком загадочности.

Сквозь то окно доносилось едва уловимое дыхание другой природы, несродной с той, что он называл жизнью.