Читаем Чёрная свеча полностью

Зэки прошли мимо удивлённой Геры Яновны с безгневными лицами иноков, возвращающихся после Пасхальной службы. Они простили. Прощающий всегда светлее карающего, ибо прощение невозможно без миродержащей основы — любви. Кара же есть явление «не сущее», миру в каре не выжить.

Гера Яновна была застигнута врасплох их преображением. Она смотрела вслед двум сильным, задумчиво-светлым мужчинам, размышляя о полной недоступности психологии преступника.

* * *

В конце концов, всё обошлось без лишней нервотрёпки: успевший улизнуть из-под ножей исполнителей Барончик, трезво оценив свои шансы на выживание, находясь в камере следственного изолятора, вскрыл вены. Логика привела его к благоразумию, но на стене камеры он написал нехорошее слово.

Смерть Селивана не повлияла на профессионально подготовленное партийными и административными органами мероприятие, после чего бóльшая часть знаменитой бригады оказалась на свободе.

То был широкий пропагандистский жест, поощрявший увеличение производительности труда без увеличения капиталовложений. Партийные колдуны вытягивали чужие жилы. Увы, они уже не тянулись: зэки из бригады Фартового сделали невозможное, идущие за ними могли только повторить…

И опять происходило что-то важно-бесполезное: воровской дух сменял дух сучий, но человеческим так и не пахло, хотя однажды на разводе кто-то прилюдно перекрестился, был наказан за вызывающее поведение, а ложась спать, обнаружил под подушкой пайку хлеба.

Сучий век грядёт, а время ему благоприятствует, однако тот самый призрак с фальшивым лицом на их сходку не явился, что отняло у неё настроение должное, опору, без которой даже двуликие грешные люди опускаются до праведных поступков.

— Это слепое недоразумение, — уверял собравшихся посрамлённый пророк Мирон. — Упоров, один хрен, потеряет руки. Куда бы он ни делся: в тюрьму, пустыню, лес, другие страны, за ним будет следовать наш приговор и палач. Возможно, их у него уже отняли…

У пророка был вид парализованной змеи, хотя он и пытался показать всем признаки выздоровления. Что толку? Обман, независимо ни от чего, стремится к самообнаружению. В том суть обмана. Мирон плохо спал ночами: мучали прилипчивые мысли о золотом кладе воровской кассы. «Ну почему ты не вор?!» Бордовый призрак хохотал ему в лицо, но он его не видел. «Ну почему ты не вор?!»

Пророк судорожно закрывал глаза, топор взлетал над руками Упорова, который торопился назвать место, где спрятано сокровище. Но слишком быстро и слишком тихо. Шёпотом… Заманивая слух в безнадёжные глубины тайны. Там усыхал до мёртвого шороха опавших листьев, обречённо и вяло распадающегося в немоту.

Суки проиграли…

Бывший заключённый ощущал протестующий трепет нового секретаря партийной организации управления лагерей Важи Спиридоновича Морабели. Внутреннее отрицание произносимых им слов делало их мертворождёнными. Полковник улыбался улыбкой, готовой выродиться в гримасу гнева.

— Я обещал, Вадим? Сдержал слово! Моя радость широка, как небо над нашими головами!

И мягко, совсем по-дружески:

— За тобой должок, дорогой.

«У узких душ не бывает широких чувств, — думает Вадим, с благодарной улыбкой пожимая вялую ладонь партийного вожака. — Ты не скоро оставишь меня в покое. Но будет лучше, если мы не встретимся на одной тропе».


Помыслы уже бежали вперёд, жизнь безудержно расширялась. Только последняя ночь в зоне оказалась неожиданно сложной. Неволя держала, с ней приходилось прощаться, как прощаются с нелюбимой женой: было тяжко, но было… десять лет совместной жизни. Твои собственные годы. Навсегда покинутое время вдруг, словно в прозрении, увиделось необходимым путём мученического очищения перед новой бесконечной жизнью. И началось болезненно сладостное прощание, с приходом тихого света, при котором под молодой, не отяжелевший провальным храпом, сон к нему явился Мухомор. Был он в точности такой, каким его клали в гроб, сколоченный из горбыля: серый и неухоженный. Трещали мёрзлые негнущиеся руки, лопалась бескровно кожа. Сейчас он почти прежний, но немного неясный: всё-таки человек с перевёрнутой страницы бытия, да и видишь ты его, возможно, даже затылком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза