Чёрная Тень

– Вас, ребята, насквозь видно! Келлен, – она указала на меня, – просто вежливо не подает виду. Вы всерьез думаете, он не понимает, что вы тут издеваетесь над его… кто она тебе?

– Четвероюродная сестра, – сказал я. Крессия явно мне не поверила. Еще одна причина ею восхищаться.

Толлер, который, видимо, прирос к подоконнику, сказал:

– Ладно, Кресс, все знают, что Сенейра гений, но у нее есть некоторые преимущества.

Остальные смотрели на меня, ожидая моей реакции. Инстинкт подсказывал мне согласиться и надеяться, что так я им больше понравлюсь. Инстинкты мне обычно врут.

– Преимущества? – переспросил я, а потом расхохотался, будто в жизни ничего смешнее не слышал.

– Что? Что я такого сказал? – смутился Толлер.

Я не ответил и просто улыбнулся.

– А… понял, – он показал на себя и других. – Ты имеешь в виду, раз мы все…

Я кивнул.

– Ладно, это справедливо.

– А ты? – спросила Линди, малявка в очках. – Ты собираешься поступать в Академию?

Я не знал, как лучше ответить. Я думал, что неплохо умею выкручиваться, но почему-то мне было неловко врать им больше, чем нужно. Вспомнив, что Фериус сказала мастеру Вестриену, я ответил совершенно искренне:

– Это была бы честь для меня.

Крессия с громким хлопком положила книгу на один из столиков и, подойдя ко мне, обошла кругом, словно я был скульптурой, которую она оценивала.

– Интересно, какой же предмет должен изучать наш Келлен?

– Конструирование, – предложил Толлер. – У него такой вид, как будто он всегда пытается понять устройство вещей.

– Может быть, – сказала Крессия, сделав еще один круг, – но он романтик – мы уже это выяснили.

– Поэтику, – заявила Линди. – Ему нравится умничать.

– Возможно, возможно, но вид у него слегка потрепанный для оратора, – возразила Крессия.

Они перечисляли разные предметы и причины, доказывающие, подходят они мне или нет. Я терпеливо ждал, когда они угомонятся, не давая им догадаться, что каждая возможность притягивала меня, каждая их идея была шансом найти что-то в жизни, стать кем-то.

Наконец, Крессия остановилась передо мной.

– Ну что, Келлен, не томи. Кто прав? Какой предмет ты стал бы изучать, если бы тебя приняли в Академию?

Все конкретные ответы представлялись мне бесполезными, и поэтому я дал единственно возможный.

– Тот, о котором ты думаешь, – сказал я. – И который еще никто не назвал.

В комнате воцарилась тишина, все ждали, затаив дыхание.

Проклятие, иногда в мою голову приходят гениальные идеи.

Улыбка Крессии озарила комнату.

– Я так и знала, – она ткнула меня в грудь. – Дамы и господа, у нас завелся настоящий живой философ!

Толлер простонал:

– О Марсий, бог войны, сделай так, чтобы мне не пришлось дружить с будущим философом.

Линди подозрительно всмотрелась в меня.

– Философ сидит у себя в кабинете, а у него загар путешественника.

– Я, наверное, ближе к натурфилософии, – сказал я.

Она перевела взгляд на мою челюсть.

– И у него синяк. Даже несколько.

Я не знал, как это объяснить, и не стал даже пытаться.

– Иногда людям нравится меня бить.

Толлер фыркнул.

– Ха! Ладно, вот теперь я верю, что он действительно будущий философ.

Я засмеялся вместе со всеми, и следующие два часа я слушал, рассказывал истории, шутил, снова слушал и даже размышлял о будущем с людьми, которых видел первый раз в жизни – с ребятами, которые жили, учились и которые пойдут по жизни самыми разными путями. Я почти забыл, зачем я туда вообще пришел, но в конце концов я понял, что уже разузнал все, что мог. А еще я заметил за дверью Берена Трайна, который всячески старался оставаться незамеченным. Получалось у него не очень.

– Мне пора идти, – сказал я.

Кто-то скорчил рожу, а Линди сказала:

– Бу!

– Но ты же хочешь поступать в Академию, да? – спросила Крессия. Она снова ткнула меня пальцем в грудь. – Мы с коллегами решили, что ты достоин присоединиться к нашему блестящему обществу, философ Келлен. Конечно, тебе придется пообещать соблюдать одно правило.

– Какое же?

Она наклонилась и шепнула мне на ухо:

– Никогда больше не делай меня марионеткой в твоем кукольном спектакле.

27 Подслушивающие

– А вы, кажется, завели себе друзей, – сказал Берен, когда мы шли по коридору к центральной лестнице. Он так и не сказал, зачем пришел и куда мы направляемся. – Что вы думаете о наших студентах?

Вопрос был вполне невинный, но по прищуренным глазам и напряженному взгляду Берена я понял, что это не праздное любопытство. Может, он хотел разведать, что я узнал об их отношении к Сенейре? Или о том, что они говорят об Академии? Я решил изображать дурака – это я умел и без штучек Фериус.

– Они вроде ничего, – сказал я.

Мне показалось, что вид у него слегка разочарованный, и вдруг поймал себя на мысли: пусть Берен думает, что я просто скрытничаю. Не хочу, чтобы он считал меня идиотом. Он остановился у подножия лестницы и оглядел толпы студентов в просторном внутреннем дворе первого этажа.

– Эти молодые люди – будущее, Келлен.

– Чье будущее? – спросил я.

Он указал на мозаику на высоком сводчатом потолке над центральным входом, где из тысяч крошечных изразцов была выложена цветная карта континента.