– Во время последней Большой Свары здесь был моровой барак, – прояснил Кудяня. Даже он порывался дышать сквозь рукав. – Сколько народу полегло – жуть… Одно хорошо, Синяя Язва ни людей, ни рысей, ни, хм, – он взглянул на Славку, замялся и снова вытер ладонью рот, – не берёт. В общем, настоящих змеев здесь не бывает, ходит только такая шелупонь, как в подвале. Ладно, пошли, гадко здесь.
Однако, как ни хотелось скорее покинуть жуткое место, на выходе все невольно придержали шаг. На стене рядом с дверью был устроен гигантский каменный щит, обвитый жуткого вида змеёй. Она разевала свою страшную пасть, выкатывала глаза, судорожно свивала кольцами хвост… И было от чего: глубоко в её глотку, пригвождая к щиту, было всажено короткое копьё, на его древке смертельный яд смешивался с кровью. Чего добивался ваятель, трудно было понять. Скульптура определённо притягивала взгляд, вместе с тем вызывая и отвращение.
– Это замученный альвами Великий Снаг. – Кресяня посмотрел на лица спутников и ухмыльнулся. – Поборник, говорят, истины и добра. Сколько крови пролито его именем, даже и говорить не хочу.
– И не надо, – сморщился Кудяня.
Толкнул тяжёлую дверь… Выйдя за порог, люди невольно замерли. С кирпично-красного неба на них смотрел исполинский, налитый рубиновым огнём глаз. Невероятных размеров кристалл парил в вышине, поддерживаемый неведомой силой. Его свечение отражали рои зеркальных крохотных брызг.
– Милости просим в Подземск – шестьдесят девять, – дурашливо поклонился Кресяня и хмыкнул с видом старожила в ответ на недоумённые взгляды. – Ну, если вниз по реке, есть ещё Подземск-семьдесят; если через Малый перевал по Змеиному туннелю, придёте в Подземск – семьдесят два. А сколько всего их нарыто на этом уровне, есть страшная тайна. Слишком любопытных смотрители скармливают гиенам. Ладно, двинули…
Идти пришлось через захламлённый каменными глыбами, заросший какой-то красной колючкой двор на широкую, превратившуюся в гигантское зеркало полосу оплавленной земли. Чувство было такое, что тысячи молний без отдыха били сюда сотни и сотни лет. Дальше путь преграждала высокая каменная стена, судя по трещинам и обветшалости очень древняя, в ней кто-то хороший давным-давно проделал звёздчатый пролом. Когда миновали стену, Кудяня вытащил из кармана гигантские, с репу, часы, зубами открыл крышку, глянул и сразу помрачнел:
– Эге, скоро «буркало» закроется. Народ, шире шаг!
– Это глаз, что ли? – Лось посмотрел наверх. – А чей он, если тоже не тайна?
Шёл он с оглядкой, осторожно, рукой держался за нож. Окружающее доверия не внушало: пустыня, разруха, охранная стена. Да ещё в мрачном кровавом свете, льющемся с неба. Тут не за ножик нужно браться – за меч.
– Зме´я на щите видел? – чему-то обрадовался Кресяня, но сразу оборвал ехидный смешок. – Его глаз, говорят. Если верить снагским жрецам, он всё видит, всё замечает… а если что не так, карает испепеляющим огнём. В общем, любит и милует.
Скоро волны пустыни закончились. Сперва пошли чахлые ржавые кусты, вдалеке, в багровой дымке, виднелись возделанные поля. Росло на них что-то влажно поблескивающее. Что именно – поди разбери.
– Ну вот, похоже, пришли, – сказал Кудяня и указал переставшим удивляться людям на вертикально стоящий, покрытый коричневым лишайником обломок скалы. – Коли всё будет ладно, тут и заночуем.
– Скажешь тоже, – усмехнулся Кресяня и покачал лобастой головой. – А как может быть-то не ладно? – И важно пояснил, обращаясь почему-то к одному Славке: – Дух-с-Бугра из наших, в корягу свой, то есть, если по-вашему, злостный отступник. Внешне, правда, он, говорят, не очень, зато душой…
Неподалёку от подножия скалы, в гуще кустарника, обнаружился закрытый плоским камнем вход. Место было тихое, укромное: даже если кто совсем рядом пройдёт, скорее всего, не заметит. Да и кого это в здравом уме по своей воле в такие дебри понесёт?
– Эй, Дух, выходи, – постучал камешком в плиту Кресяня. – Встречай гостей.
Раз постучал, другой, третий… Вначале ничего не произошло, затем внутри заскрежетало, потом плита подалась и стала по чуть-чуть отодвигаться. И на свет «буркала», пригибаясь, вылез Дух.
Снаружи он был и правда страшон. Тощий, исполинского роста, с длинными патлами, с длинной же, правда скудной, бородкой. Полная, то есть, противоположность лысым Кресяне и Кудяне. У него ещё и голос оказался тонким и писклявым. Кресяне и Кудяне он по-детски обрадовался.
– Ну привет, брат, привет! – Те разом обняли своего долговязого товарища, захохотали и повернулись, указуя на попутчиков. – Вот, Дух, принимай гостей сверху. Им бы денёк-другой отлежаться, дух перевести… Сам знаешь – пока то, пока сё… У них ведь ни «бирок», ни «шкаликов», голяк голяком.
– О чём речь, места хватит, – ещё больше обрадовался Дух, погладил бородёнку, неловко, со смешной торжественностью поклонился. – Почту за честь, милости прошу…