Чёрное яйцо (45 рассказиков)

А вдруг у меня не хватит денег? Сколько она стоит? Нельзя же оставлять её здесь одну. Если у меня слишком мало, придется бежать домой за деньгами. А она подумает, что я её бросила, предала. Она такая хрупкая, ранимая. Она этого не вынесет. Может разбиться от горя. Или треснуть. И тогда всё, конец. Мы потеряем друг друга навсегда. И её смерть будет на моей совести, хоть я и не виновата ни в чём. Вот удивятся продавщицы: стояла, стояла, никто её не трогал, а поди ж ты - разбилась! Ни с того ни с сего.

Так сколько же все-таки она стоит? Слава богу, хватает! Мистика какая-то. Стоит четыреста марок и у меня в кошельке ровно четыреста марок. Ни больше ни меньше. Это не просто случайность. Это провидение.

"Ура! Я тебя покупаю!" - кричу я ей и она, сияя от счастья, тянет ко мне ручонки. Хотя ручек-то у неё и нет. Но я вижу, как она счастлива, как улыбается мне. Теперь мы всегда будем вместе. Я смогу брать её на работу. Ведь она не очень тяжёлая. Главное - не разбить во время поездок. А ночью буду укладывать спать рядом с собой, гладить её теплые сверкающие бока, говорить с ней обо всём.

До чего же долго её упаковывают, считают деньги в кассе! Как они все тупы. Ни одна дура так и не поняла, что они кладут в коробку живое существо. Им это даже в голову не приходит. Тем лучше! Иначе они могли бы её мне и не продать.

Слава богу! Наконец-то мы дома. Совсем одни. Ну, вылезай, моя родная, иди ко мне! Сейчас я тебя обниму, расцелую, а потом чем-нибудь накормлю. Есть сосиски, но для неё, наверное, лучше сварить манную кашку. Интересно, любит ли она яблоки? Можно положить в неё яблоки, другие фрукты, сделать красивый натюрморт. Ей понравится, я знаю точно. Ну иди, иди ко мне!

Господи! Что это? Она холодная, совсем холодная. Она молчит, у неё нет глаз, нет ручонок. Ей наплевать на меня! Я её тормошу, прижимаю к себе. Никакой реакции. Она мёртвая, не живая. Она вещь, такая же, как всё вокруг. Как мои подушки, мои кресла, чашки, юбки. Она не умеет говорить. Ей всё равно, куда бы я её ни поставила, взяла бы с собой на работу или нет. Она просто вещь, как миллионы других, которые окружают нас повсюду. Она не заговорит со мной никогда. Просто ваза, красивая ваза и всё.

Но ведь я сама видела, как она смотрела на меня, слышала, как она говорила со мной, чувствовала, как она тянется ко мне! Я спасла её от мертвого мира вокруг, а теперь она предала меня, отвернулась от меня. А может быть она и не виновата. Может быть она просто умерла от избытка счастья, от разрыва сердца, пока я везла её домой в коробке.

Я отчаянно кричу ей в уши, зову её, снова тормошу, пытаясь оживить, но всё напрасно. Она не оживает. Всё кончено. Я опять, как всегда, как многие-многие годы - одна. Совсем одна. Такое чудо быват только раз в жизни, но я не смогла сохранить его. Я не смогла удержать это нежное, хрупкое существо рядом с собой в этой кошмарной, пустой, сытой и бессмысленной жизни.

... И всё-таки, что же это было? Кто теперь сможет ответить мне на вопрос: там, в магазине, что же это было с ней и со мной!? Я знаю, что этот вопрос будет мучитъ меня всегда, до конца моей жизни. И до конца моей жизни я больше ни за что и никогда не войду снова в тот магазин.

Командировка.

Тима поручили Лазовскому - директору Всемирного Института Марсоведения. Но Лазовский был занят защитой докторской дисспертации и передал его своему заместителю. А тот передал Тима начальнику Отдела Форм Внеземной Жизни. Так, в конце-концов Тим и оказался в доме у Бори Степанова - лаборанта этого отдела.

Конечно, первого в мире марсианского космонавта лучше всего было бы поселить в гостинице Академии Наук, но уж очень просил он не лишать его возможности познакомиться поближе с жизнью обычной семьи землян. Чрезвычайно высокий уровень интеллекта позволил Тиму очень быстро войти в земной ритм жизни и стать почти что членом семьи Степановых, хотя у Бориса была всего одна светлая голова и четыре конечности, а у Тима, наоборот, четыре головы и восемнадцать фиолетовых щупалец с присосками.