Чёрное сердце: Ненависти вопреки и Черное сердце: Смерти вопреки

Приняв душ, облачаюсь в вечернее платье. Ничего вычурного и супердорого — классическое черное короткое платье с округлым декольте. М-да, вроде не полная и не тощая, но общий вид чуть портит, с моей точки зрения, крупноватая грудь. Долго перед зеркалом не кручусь: чуть подкрашиваю ресницы, оттеняю веки, скулы, ретуширую синяки под глазами, — все же усталость берет вверх, — губы выделяю алым перламутром. Так как о вечере подумывала еще дома, не забыла прихватить подарок мужа к юбилею совместной жизни. Набор — серьги, колье и кольцо… Сегодня как никогда кстати — яркие сапфиры подчеркивают глубину взгляда, мраморность кожи, утонченность пальцев.

Оставшись довольной отражением, еще раз сверяюсь с часами — пора, ужин должен начаться, — выхожу из номера.

Спускаюсь в банкетный зал. Блики от драгоценностей, приглушенное освещение, тихое перестукивание ложек, бокалов, переговоры людей. У закрытой вип-зоны суета, официанты, охрана… Видимо, там Лаурьер. Осматриваюсь и нахожу Константина, Дмитрия Бенедиктовича, и еще одного мужчину — вероятно, адвоката Дегтерева.

Приближаюсь, неспешно лавируя между столиков. Костя почтительно встает:

— Выглядишь отменно! — расплывается в улыбке, не ответить невозможно:

— Спасибо! — обвожу остальных взглядом: — Всем добрый вечер.

— Добрый… — эхом отзываются мужчины, приветливо улыбаясь.

Друг галантно отодвигает стул — сажусь, беру папку пурпурного цвета с выгравированными золотыми буквами «Меню». Листаю. Выбираю рататуй и бордо, откладываю меню. В полной тишине дожидаемся официанта. Делаем заказ и пока его готовят, смакуем вина.

— Думаю, самое время подписать документы, — Костя отпивает и ставит бокал на место.

— Конечно, — чуть отстраненно кивает Дегтерев и дает негласную команду своему адвокату: — Юрий Агапович…

Мужчина достает из чемодана увесистую папку и протягивает мне. Изо всех сил скрывая дрожь в руках, забираю. Открываю… Договор «купли-продажи». Быстро пробежавшись по строчкам, пролистываю, акцентируя внимание на нескольких пунктах: «требования к продавцу», «…покупателю», «оплата», «штрафные санкции». Всех тонкостей не знаю, поэтому, найдя второй экземпляр договора, вручаю Константину. Мы ему платим — вот пусть и вчитывается в подробности. Мичурин изучает минут десять — темные глаза забавно бегают из стороны в сторону, будто курсор, поспевающий за змейкой букв при наборе текста.

— Все в порядке, — констатирует и протягивает мне ручку, а Дегтереву второй экземпляр. Мы дружно ставим резолюции, обмениваемся копиями. Адвокаты в этот момент созваниваются с сотрудниками банков — убеждаются, что операция по переведению денег со счет на счет завешена. Как только все формальности улаживаются, договора у адвокатов, мы, наконец, расслабляемся.

— За успешную сделку! — открыто улыбаюсь. Официант нам наполняет бокалы, мы недружной волной поднимаем, чокаемся, закрепляя сделку и пригубляем. Голод тихо подкрадывается и, только, сейчас, дает о себе знать, — в желудке предательски урчит. Но выручает еще один официант, появившийся как нельзя кстати, — светловолосый, миловидный парнишка лет двадцати. Ловко расставляет заказ перед Дегтеревым, его адвокатом. Скрывается и вскоре уже передо мной и Костиком красуются наши тарелки с едой. Ужин проходит мирно.

— Так все же, — не свожу взгляда с Дегтерева и чуть подаюсь вперед. — Почему?..

Загадочность вопроса никого не смущает. Усталость на лице Дмитрия проявляется все сильнее, под впавшими глазами ярче обычного виднеются синяки. Некогда бодрый и крупный мужчина, сейчас — похудевший, квелый, понурый. Облокачивается, как только официант убирает лишние приборы:

— Я болен! — смотрит внимательно, без тени улыбки. — Рак четвертой. Живу только на обезболивающих, и даже знаю примерную дату смерти!

С губ срывается горестный вздох:

— Дмитрий…

— Не стоит пустых: «я сожалею», — не грубо отрезает Дегтерев с некоторым безразличием. — Я получил то, что заслужил.

После такого даже понятия не имею, что сказать. О «заслугах» и «подвигах» этого человека уж очень хорошо знаю. Но одно дело, когда видят и оценивают со стороны, а другое — ты сам! Разве бывает, чтобы настолько кардинально менялись?

Точно читая мои мысли, Дмитрий Бенедиктович поникши кивает:

— Звучит странно, но это так! Я сумел за короткий срок расставить приоритеты на свои места. Столкнувшись с жестокой правдой жизни, переоценил ценности.

— Вы меня пугаете, — опешив, кошусь на Костю. Мичурин серьезен, вертит в длинных пальцах бокал с красным вином, но глаза бесстрастно следят за Дегтеревым. На миг ловит мой взгляд и снова отводит.

— Не беспокойтесь по пустякам, — отмахивается Дмитрий, скупо улыбнувшись уголками губ. — Это моя переоценка, хотя она рано или поздно ждет всех нас.

— И что же для вас теперь главное? — осторожничаю.

— Душа.

Простота ответа настораживает.

— О-о-о, — протягиваю и робко соглашаюсь: — она нетленна…

— Опять пустые слова. Чтобы понять их смысл, нужно проникнуться в их глубину. Или… быть зажатым в узкие рамки реальности: все есть тлен!

Опускаю глаза. Уж больно колют слова Дегтерева, словно тыкает в недалекость.