Чёрное сердце: Ненависти вопреки и Черное сердце: Смерти вопреки

— Ангел мой, — маяча за спиной, бубнит вслед Александр. — Ты, случаем, опять не решила дел натворить?

— Нет! Я трезва как никогда, — понимаю, что зла. Но теперь знаю, чего хочу. Вижу цель. И добьюсь ее любым способом. — Клянусь, не за таблетками! Немного ковыряния в себе никому не мешает.

— Это так важно? — недоумевает Никитин. — До завтра не потерпит?

— Зачем откладывать на завтра… — многозначительно начинаю.

— To, что можно сделать сегодня, — тихо заканчивает за меня Александр. — Одеваюсь, ангел мой.

Это обращение всегда смущало, но никогда не просила Никитина его не говорить. Признаться, больше не слышала, чтобы кто-то из знакомых кого-то называл «ангел мой». Как-то чуждо… аномально…

— Ты говорил, что был знаком с моими родителями, — начинаю издалека. Мы с Александром едем к Рыбакову — он ждет нас у себя дома.

Никитин бросает на меня задумчивый взгляд:

— Да. Я тебе рассказывал некоторые эпизоды. Пытался вспомнить самые яркие. Может, твоя память вернется… — внимательно смотрит на дорогу Александр. Хмурится, вновь косится на меня: — Почему спрашиваешь?

— Да так, просто интересно, — уклоняюсь от прямого ответа. — А как они выглядели?

— Алберита — темноволосая, хрупкая красавица. Я бы сказал, даже роковая. С волевым характером, жестким и импульсивным. Михаил — высокий, крепкий, светловолосый, голубоглазый. Спокойный, рассудительный… Они были странной парой. Настолько разные и несовместимые, что окружающие не переставали удивляться — как они могут уживаться. Михаил при всей мягкости и спокойности был несгибаем в своих убеждениях — если чего решил… Лучше позволить сделать! Оказалось, он как никто умел приструнить взбалмошную Албериту.

— Смешно ли, — натягиваю милую улыбку, а внутри неприятно екает. Черт! Очень похожи на тех… из сна-видения-глюка. — Но описываешь, будто выглядели как ангел и демон.

Никитин и бровью не ведет, но его руки сжимают руль сильнее.

Делаю вид, что не замечаю.

— Так и было… — наконец нарушает молчание Александр. — Чем ее покорил — неизвестно, но до встречи с твоим отцом, мама слыла женщиной с взрывным характером, непреклонной, и даже порой жестокой. А с ним преобразилась — расцвела, смягчилась. В ней открылась вторая натура, о которой многие и не подозревали. Но и Михаил изменился. Кто знал его до знакомства с твоей мамой, отметили, что она единственная, кому он позволял из него веревки вить.

— To есть, они друг друга стоили, — сухо подытоживаю. — Странно услышать, что не папа, а мама была оторвой…

— Не то чтобы оторвой, — спешит поправить Никитин, — она была не самая смиренная и изнеженная дама. Умела постоять за себя.

М-да, копаться в психологии отношений родителей, которых толком не помню сложно, да и проблематично — слишком размыта и поверхностна информация. Сейчас бы в себе разобраться.

— Хочу домой в Гатчину заехать.

— Зачем? — бросает на меня недоуменный взгляд Никитин.

— Просто, — не знаю, как еще объяснить — пожимаю плечами. — Давно не была…

— Нужно будет с Андреем поговорить!

Своим рассуждением Александр ставит в тупик. Недовольно морщусь и отворачиваюсь к окну. Даже такие вопросы теперь решает Зепар, будь он не ладен!..

На Васильевском острове вечные пробки. Давно укоряли Антона Николаевича, мол, специально далеко забрался, чтобы реже приезжали. К тому же Александр, не так быстр и ловок, как Андрей или Сережа.

Пару часов толкаемся в пробках и, наконец, останавливаемся возле элитной двенадцатиэтажки, с охраняемой стоянкой.

— Вит, только не пугай! — встречает нас на пороге Рыбаков. Взволнованный, осунувшийся. От прежней уверенности, собранности — ни следа. — Тебе плохо? Опять токсикоз? Надо было меня позвать…

— Все нормально, — чмокаю Антона Николаевича в щеку. Пожилой мужчина заметно светлеет, приглашает в квартиру:

— Я так переживал. Места себе не находил, — закрывает дверь и машет в сторону комнаты-кабинета. Редко, но бывает, принимает меня не в главном офисе, а здесь

— в уютной домашней обстановке. К тому же жена Рыбакова — очень хозяйственная. Не квартира, а произведение дизайнерского искусства. Женщина не повернута на старинных традициях — помпезных гобеленах, вязаных скатерках, рассады в пластиковых стаканчиках по всем углам. Она — приверженец простоты и минимализма современности. В белоснежном кабинете кроме мягкой кушетки с подушками и места Антона — кожаного кресла возле круглого журнального столика, есть только тонконогая раскидистая пальма до потолка в углу между пациентом и врачом и по другую сторону от шкафа с документами. Ах, да, еще шикарный квадратный ковер с мягким, длинным ворсом. Обожаю ощущение, когда в нем утопают стопы…