Чёрное Солнце Таши Лунпо

- Здесь господин Шонфельд, который хотел бы поговорить с вами. Он адвокат и говорит, что это очень срочно.

Шонфельд? Аньелли при всем желании не мог вспомнить о том, что хоть раз встречался с адвокатом с таким именем.

- И чего же он хочет?

- Он не хотел говорить это мне. Только, что это безотлагательно. Он привел двух коллег.

- Хорошо, пусть заходят.

Аньелли собрал документы, которыми он занимался, и спрятал их в ящик письменного стола. Дверь в тот момент уже открывалась. Вошло трое мужчин. Аньелли поднялся. – Buon giorno, Signori[4]. Чем я могу быть вам полезен?

- Вы – Беттино Аньелли? В голосе, обратившемся к нему на английском языке, не было ни малейшего дружелюбия.

- А кто же еще? Чего вы хотите?

Мужчина, спросивший его об его имени, был, очевидно, самым высоким по рангу из троих. Теперь он вынул документ из кармана своего пиджака.

- Олаф Карлссон, World Intelligence Service. Мы хотели бы, чтобы вы следовали за нами.

- Это, должно быть, недоразумение. Против меня же нет никаких...

- Ни в коем случае. Но я уверен, что вы все же пойдете с нами.

- И что делает вас такими уверенными?

- Одно лишь слово: Агарти.

Аньелли едва заметно вздрогнул. Между тем, железный кулак заворочался в его животе. Вот оно! Шамбала приготовилась к контрудару. О скольких они знали? Был ли он единственным? Или они забирали в тот же самый момент десятки других по всему миру? Как они вышли на него? Только не сдаваться теперь!

- Мне жаль. Я не знаю, что вы хотите этим сказать.

Карлссон одарил его снисходительной улыбкой.

- Все же, вы это знаете. Но мы не хотим тратить слишком много времени на дискуссии. Теперь вы скажете вашей секретарше, что вам срочно нужно уехать в длительную командировку. Но вы не скажете ей куда именно.

- Но вы же не думаете всерьез, что я так просто пойду с вами? У вас есть ордер на мой арест?

- Да.

- И это при том, что против меня ничего нет?

- Бумага все стерпит. Что мне туда вписать?

- Но это, пожалуй, переходит все границы! Я буду...

Мужчина, стоявший слева от Карлссона, вытащил пистолет и направил его на Аньелли.

- Ничего вы не будете. Если вы не будете подчиняться приказам господина Карлссона, я смогу вас очень сильно огорчить.

- В офисах вокруг мои сотрудники. Вы не можете так просто вытащить меня от-сюда!

Человек с пистолетом ухмыльнулся.

- Вам больше понравится, если я стрельну вам в колено? Тогда мы скажем, что вы сопротивлялись аресту, и трое служащих ООН смогут это подтвердить.

Аньелли чувствовал себя жалко. Он был в их руках. Все же, если они хотели забрать его с собой, это значило, что они что-то хотели от него. Они не пред-ставились его подчиненным как сотрудники ООН. Это не предвещало ничего хорошего. Аньелли решился участвовать в игре – пока что, по меньшей мере. Агарти был для него важнее, чем жизнь.

Голос Карлссона становился еще резче.

- Сообщите теперь, наконец, вашей секретарше. И не забывайте: никаких фокусов!

Рим, 20 декабря

Томас Бекетт сидел за маленьким столом в кафе на площади Пьяцца Навона. Перед ним лежал «Листок». Часы над входом показывали без двух минут шесть. Ганс Вайгерт должен был прибыть в любой момент. С сегодняшнего утра, одна-ко, журналист был скорее проблемой номер два. Борьба приняла новый оборот. И Бекетт знал, что значение этого оборота ставило все остальное далеко в тень.

Агарти снова нанесли удар. На этот раз он не попал в кого-то из цепи братьев. И все же Шамбала потеряла что-то, что было гораздо ценнее, чем люди: судьбу. Через семь минут после полуночи Бекетт проснулся в холодном поту. Это был момент, когда в Вене чья-то рука торжествующе держала символ власти. Бекетт предвидел это. Утренние новости это ему подтвердили. Штурм Агарти должен был начаться совсем скоро. И Бекетт не знал, как он мог встретить его. Но, вероятно, у Вайгерта был какой-то след.

Клаудия припарковала «Мерседес» точно перед кафе. Им повезло. Как раз было свободное место. Хотя машина ее отца выделялась, зато была быстрой. Воз-можно, им это понадобится.

- Ты действительно не хочешь пойти со мной?

- Нет. Мистер Неизвестный будет словоохотливее, без сомнения, если пойдет только один из нас. Если он должен сказать что-то действительно важное, то для него будет иметь значение, что никакие другие свидетели не будут присутствовать. А если ему нечего сказать, то это и так все равно. Я посижу здесь.

Ганс Вайгерт огляделся. На Пьяцца Навона господствовало предрождественское оживление. Не было ничего особо подозрительного, как бы он ни старался что-то увидеть.

- Я уже знаю, о чем ты думаешь, Ганс. Но теперь и это тоже не имеет значение. Если они действительно хотят нас схватить, то они сделают это. Поэтому ничего не изменит, если ты теперь где-нибудь узнаешь человека из секретной службы или полицейского. Мы все равно решились действовать так. И теперь мы долж-ны идти.

Вайгерт посмотрел на нее нерешительно, будто хотел спросить, действительно ли правильно все, что они запланировали. По лицу Клаудии мелькнула улыбка.