Посмотрев в лицо Ника, вампир с бело-светлыми волосами потянул его деликатно, но настойчиво. Когда Ник-вампир посмотрел вниз, оторвав от меня взгляд этих хрустальных глаз, Дориан бросил на него откровенно предостерегающий взгляд.
Только тогда я осознала, что они оставили свободное место.
Что бы Ник ни увидел на лице Дориана, он посчитал это убедительным.
Не сказав ни слова, головокружительно красивый вампир с японской внешностью и лицом почти что моего лучшего друга сел на свободное место.
Как только он сделал это, Блэк впервые после появления Ника в комнате посмотрел на короля вампиров. На протяжении нескольких долгих секунд он лишь смотрел на него с неподвижным выражением лица.
Затем он нарушил это молчание, заговорив.
Его голос был таким холодным, таким переполненным яростью, что я повернулась и уставилась на него.
— С какого, бл*дь, перепуга ты решил, что выйдешь с этого склада живым? — спросил Блэк.
В молчании, воцарившемся после его слов, Блэк обвёл взглядом собравшихся за столом, и его лицо оставалось твёрдым как стекло. Даже с этой яростью, откровенной ненавистью, которая жила в его свете, я также ощущала там искреннее недоумение — и в его голосе, и в его свете.
— Я действительно не понимаю, — сказал Блэк после той паузы. — Почему ты не понимаешь, что за это мы убьём вас всех до последнего? Ты так сильно хочешь, чтобы Чарльз истребил вас, что ты подталкиваешь меня помочь ему с вашим уничтожением? У тебя действительно настолько крыша съехала?
И вновь Брик поднял ладонь.
В этот раз он повысил голос по-настоящему.
Он также изменил свой тон каким-то образом.
Его слова отражались в пространстве с высокими потолками, вынуждая меня посмотреть на него, вынуждая меня сосредоточиться на его лице и услышать сквозь сами его слова.
Будь он видящим, я бы сказала, что он наполнил свой голос светом.
А так я вынуждена была предположить, что это какой-то вампирский эквивалент словесного тумака.
— Если ты убьёшь меня, Наоко умрёт, — сказал Брик, и это странное звучание отразилось эхом в коридорах. — Теперь он мой. Он буквально и
Брик обвёл взглядом хрустальных глаз лица всех видящих и людей в комнате, дольше всего остановившись на Джеме, Энджел, и наконец, на нас с Блэком.
— Вы не можете убить меня, не убив его, — повторил он, и та сила всё ещё переполняла его голос. Та же сила делала его слова мелодичными, заставляла звуки дрожью отдаваться в моём свете, пока я стискивала ладони под столом. — Друзья, вы слышите меня? Если любой из вас убьёт меня, вы
Он вложил в свои слова ещё больше давления, помедлил, а затем добавил:
— …
После его слов воцарилось молчание.
В это время я могла лишь смотреть на Ника.
Я смотрела, как он изучает меня с другого края комнаты, как его хрустальные глаза открыто оценивают меня, и в них безмолвно расцветает тот кровавый оттенок. Где-то посреди всего этого я осознала, что он всё ещё не сказал ни единого слова.
Меня охватила какая-то беспомощная ярость, когда это молчание затянулось.
Брик знал нас лучше, чем я думала.
Кем бы ни был Ник теперь, я не могла позволить Блэку убить его.
Я не могла позволить кому бы то ни было убить его — только не тогда, когда я видела в его глазах и лице столько прежнего Ника. Я не могла позволить им убить его, пока я не поняла, кем он, бл*дь, стал.
Я просто не могла.
Я посмотрела на Блэка в то же мгновение, когда он посмотрел на меня.
Встретившись со мной взглядом, он нахмурился.
Я чувствовала, как он улавливает из моего света то, что я только что осознала — то, что Брик явно понимал во мне лучше меня самой. Возможно, Брик понимал это во всех людях и видящих — включая Блэка, Энджел, Декса и Ковбоя, и всех остальных, кто дорожил Ником. Я чувствовала, как при взгляде на меня в Блэке нарастает гнев, беспомощность, но я знала, что ничто из этого не адресовалось мне.
Я также ощущала его понимание.
Я чувствовала, как он думает о том, что если бы рядом с Дорианом сидела Кико, или Декс… или я.
Я чувствовала, как он в первую очередь представляет там меня.
От этой мысли по его свету прокатилась рябь боли, и он перевёл полный ненависти взгляд на Брика.
Ещё несколько долгих минут никто не говорил ни слова.