Глянул на отакийца. Тот казался на голову выше, что мешало ему полностью разогнуться и принять боевую стойку. Сгорбленный верзила, упираясь затылком в свод потолка, выглядел весьма неповоротливым. Южанин, подражая сержанту, смерил взглядом окружающее пространство. Присев ниже, в готовности отразить любое нападение, выставил руку с кинжалом перед собой. Придерживая сползающие штаны, попытался на ощупь застегнуть массивную медную пряжку на поясе, что удалось лишь с третьей попытки. Его белый солдатский балахон посерел от грязи, а на высоких голенищах сапог засохли комья глины. Выглядывающий из-за широкой спины пустой колчан, выдавал в нем лучника, но лука при себе не было. У ног валялся полукруглый гладкий шлем, подбитый изнутри чёрным медвежьим мехом.
Дрюдор присмотрелся. Громила оказался без кольчуги и защитных лат. Голая волосатая грудь проглядывала из расстегнутой до пояса рубахи. В нее-то он и ударит, решил сержант.
Рука с топором слабела — шесть дней без еды и вина дали о себе знать. Пора бы действовать, пока он ещё держится на ногах.
Он коротко махнул топором и замер в ожидании. То был не удар, скорее разведка боем. Пробный выпад, вынуждающий противника раскрыться и показать на что способен. Но черноволосый великан не шелохнулся. Одно из двух — либо крепкие нервы и отличное самообладание, либо заторможенная реакция и неважное для лучника зрение.
Отакиец оскалился, яростно сверкнул зрачками и молниеносно, с прытью, не свойственной такому громоздкому увальню как он, бросился на того, кто так не вовремя прервал его сладострастное развлечение.
Дрюдор увернулся чудом. Лезвие кинжала полоснуло по краю плаща, оставив в складках длинную прореху.
«Эдак он меня ещё и убьёт», — только и успел подумать сержант.
Вдруг вспыхнувшее пламя свечи вырвало из темноты одиноко лежащий на верхней полке стеллажа средних размеров винный бочонок, уставившийся девственно нетронутой дубовой пробкой выпивохе в самую его истосковавшуюся по вину душу. Дрюдор не верил глазам.
— Видать, есть ещё для чего пожить, — чуть слышно произнес он.
Топор, протяжно ухнув, рубанул воздух, едва не коснувшись горбатого носа отакийца. Южанин отпрянул. Пригнулся. Размашистым движением попытался достать впалый живот соперника. Не вышло. Лишь сверху донизу рассек кинжальным остриём ветхую дрюдорову рубаху. В ответ ловкий сержантский кулак разрубил вражескую бровь. Хлынувшая кровь залила отакийцу глаз.
Вертясь юлой, дико ревя, ругаясь по-своему, наполовину ослепший верзила безрезультатно колол кинжалом воздух перед собой. Огонек свечи буйно бился в конвульсиях, разметая багровые блики по покрытым плесенью стенам.
Следующий удар пришелся громиле под дых. Лопоухую физиономию перекосила гримаса боли. Крякнув, отакиец отпрянул вглубь подвала, налетев на стеллаж.
Треснули ножки, скрипя, покачнулись полки. Видя как вожделенный бочонок, зловеще качаясь, накренился набок, у сержанта перехватило дух. Еще немного и драгоценный напиток окажется разлитым по сырому земляному полу.
Дрюдор свирепо скрежеща зубами, бросился к стеллажу, сбил отакийца с ног и крепко прижал ёмкость ладонью к стене. Заветный сосуд остался невредим, но времени потраченного на его спасение хватило, чтобы южанин пришел в себя. Проворно подхватившись на ноги, он широко махнул увесистой пятерней, едва не зацепив сержантский висок. Кулак пролетел так близко, что достигни он цели, истощенное от голода Дрюдорово тело тотчас замертво свалилось бы под ноги отакийца.
Осознавая промашку, южанин зло зарычал и, не давая противнику опомниться, бросился вперед. Рьяно тыкая кинжалом перед собой, пытаясь достать, потеснил сержанта к двери. Казалось, ещё немного и остриё достигнет цели. Но всякий раз гераниец чудесным образом оставался невредим.
Последние выпады громилы решили исход поединка.
Удачно увернувшись, Дрюдор решил действовать наверняка. Когда в очередной раз кинжальный клинок, просвистев мимо, звонко уткнулся в кирпичную кладку стены, и чуть не треснул под грузной тушей его владельца, сержант пригнулся так низко, что почти лег на землю, растворившись в тени стоящего над ним противника. Потеряв соперника из виду, полуслепой лучник на секунду застыл на месте. Не мешкая, перехватив и развернув топор тыльной стороной, Дрюдор без замаха хлестнул им по ногам.
Удар обуха пришелся точно в коленную чашечку. Хруст ломающихся суставов, похожий на треск сухих раскаленных дров в печи перерос в неестественно тонкий, не свойственный габаритам отакийца истошный крик. Южанин мешком свалился на землю, чуть не придавив собой сержанта.
Обхватив руками раздробленное колено, подняв перекошенное от боли лицо, раненый выл волком, угодившим в капкан. Брошенный кинжал одиноко валялся у ног. Пришло время для решающего удара.
Но бывший наемник медлил. За прошедшую, проведенную в кабаках зиму он совсем разучился убивать. С тех пор, как он продал свой боевой топор за два томанера, и тут же их пропил, угощая угодливых шлюх и случайных собутыльников, больше убивать не приходилось.