Чёрный ангел

А потом эта поездка к Елизавете, которая еще больше все запутала. Как объяснить ее внезапное исчезновение? Как объяснить исчезновение О’Нейла? Почему его не оказалось ни в одной из больниц и ни в одном из моргов города? А тут бабушка совсем уж некстати начала фантазировать насчет безумных денег, якобы скопленных матерью, и злодейского убийства Елизаветы, якобы совершенного сожителем Этой Твари. Когда Светлана Георгиевна додумалась до необходимости срочного похода в милицию, на Людмилу нашло затмение. Как она взорвалась! На секунду ей показалось, что она сейчас прикончит бабку. Людмила сама себя испугалась, оттого и побежала… Навстречу убийце в элегантном пальто.

Если нами правит какая-то высшая сила, то у нее на редкость извращенное и неприятное чувство юмора. Только им можно объяснить, что в игру, затеянную Людмилой, впутались два негодяя, которые — подумать только! — тоже охотились за деньгами. За совершенно другими деньгами, но в то же самое время и, главное, примерно на той же территории. И цепочка идиотских совпадений привела к тому, что Людмила попала к ним в лапы.

Без разницы, договорились бы они все-таки убить ее или оставить в живых. Вполне достаточно того, что ее намеревались допросить под наркотиком. Людмила, как на духу, выложила бы им всю правду про убийство матери и миллионы О’Нейла. Один дьявол знает, к каким последствиям это привело бы, но уж точно не к приятным — во всяком случае, для Людмилы. Она не собиралась становиться игрушкой в чужих руках.

Ей повезло, она ускользнула от них и даже не покалечилась, прыгнув с четвертого этажа. Но что теперь? Вернуться домой она не может. Во-первых, негодяи, от которых она удрала, конечно, обнаружили «жучок» и приемник. Она слышала достаточно, чтобы сильно испортить им жизнь, и они наверняка захотят ликвидировать возможный источник неприятностей. Во-вторых, бабушка, скорее всего, уже побывала в милиции и подкрепила просьбу разыскать пропавшую внучку своими байками о деньгах. В милиции теперь уверены, что у Людмилы был замечательный мотив для убийства, и ее исчезновение — лишнее свидетельство в пользу ее вины. Они рассмотрят ее алиби под микроскопом, и кто знает, что им удастся разглядеть…

В-третьих, О’Нейл, по-видимому, все-таки выжил. Не очень понятно, как ему это удалось (Людмила стреляла прямо в сердце с расстояния в двадцать сантиметров), но чем иначе можно объяснить мертвое молчание относительно его участи? Допустим, это милицейские игры, призванные выманить убийцу. Но милицию-то должен был вызвать кто-то из соседей, а это значит, что весь подъезд в курсе. Не могла же десятилетняя соплюшка, дочь Елизаветы, так мастерски играть роль? Нет, не могла. Логичнее допустить, что пуля попала в какой-нибудь медальон или во что-нибудь этакое. О’Нейл выжил и спрятался, опасаясь повторного покушения.

А если он выжил, то теперь расскажет о своих миллионах и опишет внешность стрелявшего. Маска маской, но глаза у Людмилы не были закрыты. Та черноволосая коротышка сказала, что глаза у Людмилы такие же, как у матери. И, судя по траурной фотографии, висевшей в холле, не наврала. Надо же было так опростоволоситься! Явиться к любовнику матери с пистолетом и оставить открытой единственную часть лица, которую он узнает с первого взгляда. Помимо глаз, Людмила не унаследовала от матери ни одной черты. Знала бы — нацепила бы вместо маски темные очки.

Знала бы… Эх, что теперь причитать. Нужно думать, как выпутаться.

Дверь в комнату открылась, и перед Людмилой предстала Валерия с подносом в руках.

— Ну, как ты, Дарья? Жива? Ох! Вижу, не очень. Есть — пить-то сможешь?

Людмила печально покачала головой и показала на горло.

— Это мы сейчас поправим. Я тебе одну сосалку дам, она живо голос вернет и глотать позволит. Погоди-ка. — Она стремительно вышла и через минуту-другую вернулась с упаковкой пастилок для горла. — Держи. Дососешь — выпьешь чаю. При ангине нужно много пить.

Валерия забрала с подноса чашку кофе и скрылась в глубине дома. Потом появилась с двумя чайниками и чистой чашкой. Налила заварки, разбавила кипятком, положила кружок лимона.

— Погоди. Пусть немного остынет.

Людмила кивнула, попытавшись выразить взглядом горячую благодарность. Валерия села к ней на постель.

— Я хотела с тобой поговорить, Дарья. Не дергайся, выслушай сначала. Как я понимаю, у тебя серьезные неприятности. Я не собираюсь выпытывать какие, но помочь могу. Я богата, у меня большие возможности. Хочешь, сделаем тебе новые документы и даже подновим внешность. А если все не так плохо, как я предполагаю, просто поживи пока у меня, разберись в себе, подумай, что будешь делать дальше.

— Зачем вам это нужно, Валерия? — От удивления Людмила совсем забыла, что потеряла голос. — Вы же сами назвали себя индивидуалисткой, говорили, что не терпите постороннего присутствия в доме…

Валерия ухмыльнулась.

— Нравишься ты мне очень.

Эта ухмылка и взгляд, которым она окинула Людмилу с головы до пят, не оставляли сомнений насчет того, что именно подразумевалось под словом «нравишься».