Чёрный беркут

«Оказывается, кроме вооруженной борьбы с контрабандистами существуют и нормальные, добрососедские отношения между сопредельными государствами, выгодная и той и другой стороне торговля», — размышлял Яков. Он окинул взглядом возвышавшиеся вокруг сопки. Здесь подходившая к арке дорога напоминала коридор между скалами. Слева, недалеко от линии границы, на вершине одной из сопок утвердила бревенчатые опоры пограничная вышка. Против нее, по ту сторону границы, — сложенное из камня здание, казарма-пост. Это — и жилище для пограничников сопредельной территории, и наблюдательный пункт. У самой арки, на площадке, позволявшей пропустить мимо отару, Яков увидел знакомый силуэт всадника в туркменской папахе.

— Ну вот и Аликпер, — заметил Карачун. А Яков подумал: почему бы Аликперу не пропускать скот и не быть одновременно переводчиком для Карачуна? Скорее всего, начальник заставы нарочно позвал его, Якова, к самой границе, чтобы он посмотрел, какая она есть. А может, совсем по иной причине вызвал его сюда.

Аликпер, не сходя с коня, пересчитывал с работниками таможни скот. Мимо Карачуна и Якова сплошным потоком шли овцы. Сотрудники таможни пропускали их в узкую калитку, и Якову с Карачуном пришлось долго ждать, пока пересчитают всю отару. Стоявший по ту сторону низких железных ворот чиновник сделал приветственное движение рукой. Карачун сдержанно взял под козырек. Как видно, они знали друг друга.

В группе иностранцев Яков приметил интеллигентного вида курда или перса в европейском костюме.

— Консул, — вполголоса пояснил Карачун. Начальник заставы с невозмутимым выражением на лице подошел к арке, сказал несколько слов. Яков перевел их, и погранкомиссар передал Карачуну через загородку русскую винтовку.

Яков заметил, как легкая ироническая усмешка тронула губы жандармского чиновника, как шевельнулись тщательно подбритые черные усики щеголеватого консула. В этот момент донеслось оброненное в сердцах ругательство Аликпера. Шея консула мгновенно налилась кровью. Черные глаза стали узкими, усики тонкой скобкой охватили плотно сжатый рот.

— Собака... — в ярости прошипел он по-курдски. — Какой ты мусульманин, если против своих идешь?

Кайманов обернулся к Аликперу. Тонкое лицо прославленного стрелка горело ненавистью к закордонному чиновнику. Казалось, еще секунда — и Аликпер вскинет винтовку, тогда... Ясно, что могло случиться тогда. Но Аликпер сдержался. Оглянувшись, он громко, так, чтобы все понимавшие по-курдски хорошо его слышали, произнес:

— Сам — собака, жена твоя — сука, дети — щенки!

С тревогой Яков посмотрел на Карачуна: оскорбление официального представителя сопредельного государства — не шутка. Но начальник заставы оставался невозмутимым. Его будто ничто не волновало, хотя Яков ясно видел, как напряглись руки Федора.

Мгновенно у арки образовалось два лагеря: чиновники и жандармы окружили оскорбленного консула. Вокруг Аликпера столпились сотрудники таможни да не успевшие уйти со скотом на ту сторону чопаны. Казалось, достаточно искры — и произойдет взрыв. Но взрыва допускать нельзя.

— Аликпер-джан! — громко сказал Карачун. — Спроси уважаемых господ: за чем остановка? Время идет, нам еще не одну сотню овец пропустить надо!

Аликпер перевел. Яков видел по лицам чиновников, что многие знают русский язык. Видел он и то, с какой ненавистью смотрели на Аликпера жандармы. «Все знают, — подумал Яков. — Не могут простить Аликперу, что от его пуль не ушел еще ни один контрабандист». Кайманов понимал, что не простят они и ему смерть убитого помощника какого-то главаря, несшего за кордон деньги. Сам он тоже никогда не простит тем, кто приходит на нашу землю с оружием, смерть Бочарова и Шевченко!

Из-за барьера, через который опять стали пропускать скот, несколько пар глаз внимательно разглядывала Якова.

— Признаюсь, хотел посмотреть, как будешь вести себя, когда увидишь соседей в лицо, — остановившись рядом с ним, сказал Карачун. — Держишься как надо.

Кайманов молча пожал плечами, думая, что теперь самое время сказать начальнику заставы о Флегонте.

— Я с тобой о другом хотел... — начал он. Карачун, казалось, не расслышал его, думал о чем-то своем. Кайманов ждал, что разговор пойдет о сопредельной стороне, о том, как порой трудно сохранять выдержку, чтобы не сорваться, подобно Аликперу.

— Я о другом хотел... — повторил Яков, решив, что тянуть больше нельзя. — Отчима моего Флегонта Мордовцева знаешь? Похоже, носчики, одного из которых я ухлопал, к нему приходили...

Коротко рассказав о своих подозрениях, добавил:

— Выходит, раз такую прорву денег несли, немало товара оставили. Товар известный — терьяк. Почему-то все время думаю, приносили Флегонту.

— Почему сразу не сказал? — спросил Карачун.

— Тебя не было, а потом я и сейчас не уверен, может, ошибаюсь: ни черта в этих следах не пойму. В одном месте след чарыка, в другом — сапога, а ноги вроде одни. Хочу на выучку к Амангельды пойти.

— Ладно, — несколько сухо сказал Карачун, — проверим. Слушай, — он посмотрел прямо в лицо Якову, — что там у вас за история со Светланой приключилась?