Чёрный Дьявол

Понял пес хозяина или нет, но больше без Макара не ходил в тайгу. Мир был восстановлен. Да и жить скоро стало веселее. Пчелы понесли мед с бархата, с клена. Ивайловские ребятишки сбегались к Макару, помогали ему крутить ручку медогонки, Макар кормил их медом вволю. Потом они затевали игру с Бураном. Тот сразу понял, чего от него хотели дети. А они хотели, чтобы Буран играл с ними в прятки. Что же, согласен. Вставал головой к омшанику, ждал, пока все разбегутся, а потом шел искать. Он находил ребятишек под крыльцом, на деревьях, даже на чердаке, куда, конечно, не мог забраться, и отчаянно лаял. Одного он не мог понять, почему они бегут к омшанику и громко кричат:

— Тук-тука! Тук-тука!

Хорошо на душе у Макара, улыбается он, глядя на игру Бурана и детей. Заглядывают к нему мужики на кружку свежей медовухи. Зашел однажды и Хомин, решил сгладить прошлые размолвки. Но тут еще глубже вошел в трещину клин. Смотрел, как чужие дети едят ложками мед, не удержался:

— Васька, стервотина, ешь мед-то не ложкой, вылезет на пузе, пчелы тебя заедят. — Повернулся к Макару и горячо заговорил:

— Макар, да разве так можно? Ить это деньга шальная в их пасти лезет. Ты что, сдурел, старик?

— Пока нет. Они едят божий дар, пусть едят. Поешь и ты. Не жалко.

— А мне жалко, Макар Сидорыч, ты ведь добро на ветер пускаешь.

— А вон и твои плетутся «пчелки». Тоже меду захотелось, — кивнул Макар на хоминский выводок. Дети Хомина, словно гуси, растянулись цепочкой по тропе. Чинно, по росту. — И для них тебе моего меду жалко?

— И для них жалко, ведь это деньги. Ребятишки и на хлебе проживут.

— Скажи, Евтих, отчего люди перестают быть людьми?

— Это ты к чему?

— А к тому, что ты стал скверным человеком. Помнишь, я тебе добыл трех изюбров, что ты с ними сделал?

— Продал.

— А как?

— Как все продают.

— Ежли бы как все, а то ведь ты смешал изюбрину с мясом дохлой коровы и продал за свежину.

— А тебе что, не все равно, как я продал? Ну, Макар, быстро ты забыл, кто выволок тебя из реки! — взъярился Евтих.

— Ах вот ты о чем? И ты скоро забыл, кем был. Теперь ты сам уже не работаешь, только указываешь, полон двор работников. Кто тебе дал их? Молчишь! Верно, что память людская с гулькин нос. Вон отсюда, не могу смотреть на тебя! Вон!

— Ну погоди, ты еще меня вспомнишь! — крикнул Хомин, вскочил на коня и ускакал на свои пашни.

— Ешьте, дети, пчелка носит мед для себя и для людей. И не слушайте Евтиха, мед на пузе не выступает. Это он от жадности такое говорит. Ешьте, всем хватит.

И верно, всем хватило.

У Макара сто пчелосемей. За один медосбор они приносят столько, что одному Макару за пять лет не съесть. Мед он не продавал. Зачем? Пусть все едят, вспомнят доброту Макарову.

После сладкой еды вся ватага бежала на берег реки. Бежал с ними и Буран.

На реке мальчишки ловили жирных линьков, хариусов и вечером варили с Макаром отменную щербу в чугунном котле, в котором Макар топил воск, варил панты. Шел дружный ужин, ели кто из чего: из котелков, чашек, плоских туесков — добро, ложек было с избытком, их Макар настрогал в долгие зимние вечера. Потом начиналось чаепитие с медом. От чая пахло лимонником, тайгой и дымом. Наевшись, дети мыли посуду и рассаживались вокруг Макара. У него была заветная цель: приучить детей не бояться тайги.

— Что есть тигр? — спрашивал Макар. — Васька, отвечай.

Вихрастый Васька сильно шмыгал простуженным носом, скользил голубыми глазами по зелени сопок и, сам похожий на молодой дубок, отвечал:

— Тигр — самый сильный зверь в тайге. На человека зряшно не нападает, ежели не ранен и здоров. Матка за детей дерется славно. Она опаслива, ходит очень осторожно, как кошка, можно и не услышать ее шага.

— Верно. Шел я по осени с охоты. У обрывчика на меня нанесло дурным духом. Принюхался, чую, давлениной пахнет. Начал с обережкой подходить к обрывчику. Заглянул туда и застыл столбом. Под яром играли два котенка тигровых. Ну все у них кошачье: беззлобно тискали друг друга за шеи, убегали, катались, придавливали лапами… Вот ты, Федьша, скажи, что бы ты сделал?

— Я бы снял бердану и перестрелял котят, потому как в прошлом году тигр унес у нас телку.

— Перестрелял бы? Один? Вернулась бы самка, глянула, что котят нет в живых, что бы она сделала? Ответь-ка, Саня.

— Она бы догнала Федьку, — подал голос Санька, — и ночью, как мышонка, прихлопнула бы его.

— А я был бы у костра. Звери огня боятся, — упирался Федька.