Чёрный Дьявол

— Не смогет, у нас тягло и скот в сараях и хлевах. Будем там сторожить, вот у тебя коней некуда девать. Продай нам по дешевке, все одно в загоне Дьявол их съест, — с усмешкой сказал Федор Козин.

Долго Безродный уговаривал мужиков, ругал за трусость, грозил не давать больше в долг, но и это не испугало — люди разошлись, ни о чем не договорившись.

Утро выдалось тихое. Румяное солнце выкатилось из-за гор. В ночь прошел снег и припорошил тайгу. Значит, быть большому ветру.

Безродный и Розов выехали на конях в тайгу по следам волчьей стаи. Безродный говорил:

— Вот, Феофил, добудем Черного Дьявола, утрем нос нашим охотникам, то-то будет разговору. — Добыть бы! Пес не из простых.

Они гнали коней в сторону хмурого Пятигорья — сюда вели следы, здесь стая должна встать на дневку. И не ошиблись, к обеду вышли на свежие волчьи следы, где был и след Черного Дьявола. Долго продирались через низкий дубняк, орешник, пробивались по следам глубоким снегом. Шли в гору — стая уходила к вершинам Пятигорья.

Волки прошедшую ночь кормились зарезанными конями. Там Безродный предлагал сделать засаду, но Розов отказался:

— Ить это же Дьявол, Черный Дьявол, не вышла бы нам эта засада боком.

Выскочили на конях на гривку сопки, а на противоположном склоне увидели серые комочки. Спрыгнули с коней и открыли по зверям частую пальбу. Как ни далеко были звери, однако Безродный сумел уложить одного. Розов промазал. Звери скрылись за сопкой.

И тут охотники повернули друг к другу бледные от волнения лица, первым спросил Безродный:

— Ты видел в стае Дьявола?

— Нет. Може, это другая стая?

— Не бывает, чтобы две стаи крутились на одном пятачке. Либо Дьявол оставил их, либо мы как-то просмотрели, где он прыгнул в сторону. Поехали, подберем волка — и назад.

Безродный накинул на шею зверя петлю, приторочил бечевку к седлу, и они отправились назад, часто оглядываясь, внимательно осматривая чащи. Через версту Розов сильно осадил коня, нагнулся и увидел четкий след трехпалой лапы.

— Степан Егорыч, глянь-ка, Дьявол!

Безродный сдернул с плеча винтовку, но Розов остановил его:

— След Дьявола, а не сам Дьявол.

Короток зимний день. Дул сильный ветер, надвигались сумерки. Тревожно шептались медной листвой дубки. Безродный поежился:

— А, черт, да до каких пор этот Дьявол будет висеть на моей шее камнем? Скажи, Феофил, до каких?

— Видно, до тех пор, пока мы его не ухлопаем.

— Вдвоем нам не взять! Эта бестия ходит по нашим следам. Рысь, а не собака.

«Одной родовы ты с ним», — подумал Розов, но сказал другое:

— Надо сбивать всех охотников.

— А как? Ответь мне честно, Розов, почему люди тянутся к Гурину? Почему? Ну скажи правду!

Розов задумался и решил — была не была! — честно сказать Безродному, как думают о нем люди.

— Тебя люди не любят за многое. За убийство, например.

— Откуда им знать, убивал я или нет, ведь такого никто не видел, просто выдумывают, наговаривают.

— А может, сердцем чуют, что ты не нашенский человек. Поишь нас, угощаешь, льстишь, добреньким себя кажешь, а ить над этим они же смеются, грят, пьем, мол, не за деньги Безродного, а за свои кровные. Понимаешь, и зло твое, и лесть твоя противны сердцу мужицкому. Понимаешь, наше село чем-то разнится от других сел, здесь, окромя меня, никто не рвется к богатству. Такое редко бывает, но бывает. Все живут ровно и тихо. Вот возьми Гурина… Он трудяга и человек для всех. Прошлое лето я носился как угорелый, а не мог добыть пантов. Гурин взял пару, позвал меня к себе и отправил на свой солонец в падь Грушовую. Там я и убил изюбра. А ить, ежли вдуматься, Гурин-то и сам мог бы просидеть ночь и добыть его. Или вот пермяк Вронкин задумал ставить дом у реки, Гурин его остановил, показал на деревьях метки от наводнения, объяснил, что к чему, и Вронкин уразумел. А ведь другие молчали, некоторые похохатывали над Вронкиным. А помнишь, как он ни за что помог пашню вспахать Козиным? А я вот так не могу. И ты не можешь. Почему я такой, сам не знаю. И ты не знаешь, отчего ты такой. Вот мне рассказывали про Макара Булавина, тот тоже не знал, отчего у него страсть помогать людям. Жил и помогал. А люди увидели в этом тайну, корысть, ославили мужика, а варнак один торкнул его в тайге.

Безродный вздрогнул, посмотрел на Розова. А тот продолжал в запале:

— Знамо, каждый человек с чудинкой. Но разве можно его винить в том? Аль меня. Вот хочу быть богатым, ночами снится… Ношусь по тайге собакой, а не получается. Уходит от меня зверь, плохо идет пушнина в ловушки. А ведь у меня ловушек больше в пять раз, чем у других. Почему?

— Хочешь, я тебя сделаю богатым?

Розов облизнул обветренные губы. И тут же снова стал самим собой — вспыхнул алчный огонек в его глазах.

— Отчего не хотеть, затем живу! — почти простонал он.

— Тогда слушай. Гурин для всех хорош. Нас ненавидят. Значит, нам и терять нечего. Волки эти две-три ночи сюда не придут, сыты и пуганы — я так смекаю. Но скоро должны прийти. Сейчас нет волчьих следов на снегу. Но голод их пригонит сюда. А ты будь настороже. Об их подходе скажут собаки, трусливым лаем скажут. Вот тут-то ты и заработать сможешь.