Чёрный город

— Не беспокойся, Юмрубаш, — ответил Гасым. — Актеры в Баку привезу. И твой жена тоже найду.

«А вот об этом я тебя не просил», — подумал Фандорин.

* * *

Полночи, меняя уставших лошадей каждые полчаса, добирался Эраст Петрович обратно. В глухую предрассветную пору, когда луна уже зашла, а заря еще не забрезжила, не выспавшийся и изможденный, он подъехал к «Националю», но спешился за углом. Привязал обоих коней к каменной тумбе.

В гостиницу вошел с черного хода, готовый к любым неожиданностям.

«Света не зажигать. Упасть в кровать. Уснуть. Лошадей пусть крадут. Когда узнают, что они принадлежат Гасыму, сами вернут».

Странно открывать дверь собственного номера отмычкой, но ночному портье знать, что постоялец вернулся, было незачем.

Бесшумно перешагнув через порог, Фандорин протянул вперед руки, чтобы не наткнуться на вешалку. Кто-то с двух сторон крепко вцепился ему в запястья, а третий человек, от которого тошнотворно пахнуло жасмином, обхватил Эраста Петровича сзади за шею и усердно, но не очень искусно сдавил сонную артерию.

«Это делается не так, идиот! Сила не нужна!»

От мерзкого парфюмерного аромата так замутило, что смертельно усталый Фандорин провалился в забытье даже не без некоторого облегчения.

Новый ракурс

Опять пахло жасмином, хоть и не так резко, как мгновение назад. Что-то жужжало — равномерно и монотонно. Дул волнообразный теплый ветер. Почему-то не слушалось тело: ни руку поднять, ни шевельнуться.

Сознание вернулось не враз, а скачками.

Сначала Эраст Петрович понял, что сидит в кресле, привязанный или пристегнутый к подлокотникам, но предплечья и запястья почему-то не онемели и не затекли. Потом открыл глаза и снова их зажмурил. Был день, яркий.

Значит, жасминовый душитель сжал сонную артерию не только что, а много часов назад. Солнце стояло высоко, тени были короткими. Сознание возвращалось медленно, а голова сильно болела из-за того, что артерию пережали слишком сильно, это вызвало продолжительный обморок.

Рядом, в нескольких шагах, кто-то находился. Фандорин чуть-чуть разомкнул веки.

Ну-ка, что тут у нас?

Какой-то кабинет.

Жужжит электрический вентилятор под потолком, гоняет нагревшийся воздух.

Связанные руки не затекли, потому что под веревками проложены подушки. Скажите, какая галантерейность.

Человек, от которого отвратительно пахло дешевым цветочным одеколоном, сидел у стола, скучливо чистил ножиком ногти.

«Тот самый, с черной лестницы. Значит, все-таки не страховой агент».

На зеленом сукне лежали предметы, вынутые из фандоринских карманов: «веблей» и «дерринджер», бумажник, две развернутые телеграммы от директора Департамента полиции, подписанные женским именем «Эмма».

Жасминовый шевельнулся, пришлось сомкнуть ресницы.

«Устроили засаду в гостиничном номере — это понятно. Из-за усталости и недосыпания меня подвело „чувство кожи“ — тоже понятно. Непонятно одно: зачем проложили руки подушками? Что может означать такая заботливость? Только одно: за своего вожака революционеры намерены отомстить каким-нибудь жестоким образом. Им уже известно, что Дятлу перед смертью отрубили руки. Вот и на мои конечности у них, вероятно, имеются некие особенные виды. Обложили подушками, чтобы не притупилась чувствительность. От китайцев, непревзойденных мастеров по части истязаний, известно: если хочешь, чтобы человек посильнее мучился, не причиняй ему страданий раньше времени».

Даже сделалось любопытно, на что достанет фантазии у борцов с самодержавием. Однако было чувство посильнее любопытства: ярость.

«Ох, господа буревестники, пожалеете вы, что не убили меня сразу», — мысленно пообещал Эраст Петрович. Но здесь зазвонил телефон, фальшивый страховой агент (Вайсмюллер, кажется?) снял трубку, и стало ясно, что дедукция была неверна.

— Jawohl, Herr Konsul… — сказал Жасминовый. — Nein, aber schon bald… Ja, ich bin völlig sicher[9].

Выговор венский. Никакой этот Вайсмюллер не подпольщик. А нападение устроено австрийским резидентом Люстом — тем самым, который долго и безуспешно добивался встречи.

И моментально выстроилась совсем другая дедукция.

«Слежку в гостинице вели австрийские шпионы. Вот фактор, который я оставил без внимания! Есть сила, не менее, чем революционеры, заинтересованная во всеобщей забастовке! В преддверии военного конфликта немцам и австрийцам во что бы то ни стало нужно оставить Российскую империю без бакинской нефти. Жадность местных промышленников, интриганство Шубина, подрывная деятельность большевистского подполья — всё это Люсту на руку. Очень возможно, что гувернер Франц Кауниц все-таки живехонек. Выполнил свое задание и испарился. Ловкую операцию затеяли австрийцы, надо отдать им должное. Никаких следов, каштаны из огня для них таскают другие. Но зачем им понадобился я? К чему так рисковать, выходить из тени?»

Жасминовый еще кивал, выслушивая распоряжения начальства, а Фандорин уже нашел ответ на этот вопрос.