Чёрный как ночь

— Пошёл на*уй! — зарычала я в ответ, все ещё сопротивляясь. — Пошёл на*уй! Я хочу умереть! Все лучше, чем находиться здесь с тобой…

В конце концов, я ощутила, как он с раздражением сдался, а затем его присутствие омыло меня — густое, приторное, разглаживающее ярость в моем разуме, расслабляющее ту часть меня, которая хотела избить его кулаками. Поначалу я орала на него, ещё сильнее разъярившись от осознания того, что он делает, но ещё через несколько секунд я не смогла с ним бороться, он был слишком глубоко во мне. Я ощутила, как становлюсь отрешённой, расслабленной. Как только я сделалась более-менее не подвижной, он ловко ввёл иглу в мою вену, нажимая на поршень шприца.

Я ахнула, вздрагивая от давления, когда он ввёл в меня жидкость.

Я тут же ощутила, как мои мышцы начинают расслабляться.

— Почему ты просто не делаешь это со мной во время секса? — зло огрызнулась я, когда он убрал иглу. — Зачем вообще утруждаться с препаратами?

Он радостно улыбнулся, игнорируя мой сарказм.

— Требует слишком много концентрации, — сказал он, проводя пальцем по моей щеке. — Я хочу думать о траханьи… о том, как хорошо моему члену. Не о том, почему моя девушка стискивает свои мышцы, когда она должна раскрыться для меня, и ей должно быть так же приятно, как мне…

— Твоя девушка… — я задохнулась от этого слова.

Видя, как он нависает надо мной с улыбкой, и от него уже исходит этот жар, я ощутила, как отчаяние пытается завладеть моим сознанием. Слезы размыли все перед глазами, и я прикусила губу.

— Ты убийца, — сказала я ему. — Убийца детей… и насильник. Я никогда не буду чувствовать к тебе ничего, кроме презрения. Никогда.

Поначалу он выглядел озадаченным, его улыбка погасла. Затем его голос сделался серьёзным.

— Это не я, ilya, — сказал он. — Я не убиваю детей.

— Лжец… — сказала я, хватая ртом воздух и все ещё пытаясь бороться с наркотиком. — Лжец…

Он тихо щёлкнул, ласково убирая волосы с моего лица и качая головой.

— Вот что тебя беспокоит? Мою мягкосердечную ilya, которая скучает по своей сестре? — он поцеловал меня в щеку, но я напряглась, ощущая очередную сильную боль в груди при упоминании Зои. Я знала, что он прочёл меня. Я знала, что он забрал от меня Зои — и моих родителей — читая мои воспоминания о детстве и времени на войне, как будто эти вещи и вовсе не принадлежали мне.

Если он и заметил моё расстройство, он его проигнорировал, снова щёлкнув, но уже тише.

— Не беспокойся из-за этого, маленькая. Я не убиваю детей. Я не делаю этого… никогда. Даже детей червяков. Я предавал их души забвению, вот и все. Я не тот мясник, которым ты меня считаешь.

— Лжец, — прохрипела я, снова борясь со слезами. — Лжец… грёбаный кусок лживого дерьма… я никогда не поверю тому, что ты говоришь. Никогда. Что бы это ни было…

Но я поверила ему.

Вероятно, он тоже это знал, потому что он улыбнулся. Я все ещё наблюдала за его фиалковыми глазами, пытаясь придумать, что бы такого похуже сказать ему, когда он скользнул пальцами в мои волосы.

Затем он опустил рот, и момент был разрушен.

* * *

Он не оставлял меня одну несколько дней.

Ну, мне казалось, что прошло несколько дней. Я не знала, как было на самом деле. Здесь я не могла отслеживать ход времени. Я потерялась в свете и тьме, в его разуме, его прихотях. Я понятия не имела, когда он кормил нас и следовал ли он какому-то расписанию. Еду доставляли, мы ели, мы спали.

Все, что я знала — это то, что в какой-то момент я проснулась, а он не лежал рядом со мной.

Комната погрузилась в полную тьму.

Я лежала, прислушиваясь к нему, но слышала лишь собственное дыхание.

Образы попытались встать перед моими глазами, воспоминания о том, чем мы занимались ранее той ночью, что произошло, должно быть, несколько часов назад — за несколько часов до того, как я уснула. Я решительно отбросила образы и ощущения, прикусывая губу настолько, чтобы ощутить вкус крови.

Это становилось моей привычкой здесь, как я заметила.

И все же что-то в этом беглом вкусе воспоминаний переключило во мне какой-то рычаг.

Как только это случилось, я внезапно сделалась крайне, крайне бодрой.

Последние несколько дней я провела, узнавая о нем как можно больше, пусть даже понимая, что, скорее всего, никогда не сумею это применить. Наверное, это позволило мне на чем-то сосредоточиться. Это дало мне какую-то цель для достижения… возможно, если бы её у меня не было, я бы потеряла надежду. Я пыталась выведать у него о внуке Лоулесса, Пите, о том, где его держат. Ответы Солоника были смутными, но скорее снисходительными, нежели настороженными. Он явно не считал важным тот факт, что мне это известно. Он сказал несколько слов на тайском, но в основном я уловила вспышки изображений в его разуме.

Взбаламученная вода, запах рыбы и мочи, ржавые клетки…

Только спросив третий раз, я осознала, что вижу какую-то баржу.

Я попыталась получить что-то конкретное, но его разум оставался уклончивым, недоступным для выпытывания.

Рядом с ватами. Рядом с местом, где убийца оставлял тела, чтобы Солоник от них избавился.