Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Какая картина у него складывалась на сегодняшний день? Итак, штрих первый. Хоппер делает быстрые и точные наброски людей и благодаря своим навыкам анатомического рисунка с лёгкостью может изобразить любого обнажённым. Реакция Софии его могла удивить, ведь натурщицы привыкли, что их изображают ню. Если это так, то Хоппер проследил за ней и узнал, что девушка является дочерью германского посла. Хоппер начал шантажировать Софию, угрожая ей тем, что перешлёт свои эскизы её отцу или продаст в бордель. За рисунки девушка отдала ему украденные дома часы.

Штрих второй. О шантаже Хоппера, вероятно, стало известно. Один из других художников выкупил у него часы и, сделав на них гравировку «SOÑA», вернул их Софии. Это мог сделать только один из членов Клуба кобальта, потому что только они называли её «Соней». И этот художник должен был испытывать к девушке особые чувства, ведь он не просто так вернул ей часы, а заказал гравировку…

Гравировка сделана на испанском – над буквой N проставлен римской цифрой IV значок тильды. Но почему? Судя по вчерашнему поведению Рубена Саламанки, особой сентиментальностью он не отличается… Впрочем, с этим типом надо будет встретиться ещё раз и поговорить уже серьёзно.

Штрих третий. Соня любила Мансурова, но тот не отвечал ей взаимностью. Его голова была забита более абстрактными понятиями. И если бы это он заказал гравировку, то точно бы заказал её на русском языке, потому что Соня сама говорила по-русски.

Штрих четвертый. На испанском надпись мог заказать и Хиро Аоки. Он японец: мог и пропустить в гравировке тильду. К тому же он поклонялся Соне… А вот Барди вообще не способен кому-то поклоняться, значит, это может быть только… Винсент Пьерель. Штрих пятый, и последний.

Французский художник из Лотарингии. После Франко-прусской войны там стали меньше уделять внимания французской грамматике в пользу грамматики оккупантов. Кроме того, он больше остальных художников связывал свой успех с Софией фон Шён и сделанными с неё эскизами. Барди также упомянул, что Пьерель уже возил девушку в Шату и катался с ней на лодке… Хиро сказал, что Пьерель приносил ему морфий, значит, Пьерель знает, как обращаться с иглами и снотворным. Оставалось непонятным, зачем Пьерелю убивать Софию фон Шён, но оснований для задержания преступника было достаточно.

Сыщик вытащил свою записную книжку и посмотрел, где живёт художник. Пьерель снимал комнату на последнем этаже одного из новых османских домов, построенных у вокзала Сен-Лазар.

Для проведения ареста Ленуар захватил с собой Турно, одного из гвардейцев, постоянно проживающих в казарме острова Сите. Ростом Турно был почти метр девяносто, но кровь к его мозгу регулярно поступала, что в глазах Ленуара делало его одним из самых ценных громил. Турно уже несколько раз вытаскивал Ленуара из опасных передряг.

– Кого будем брать? – осведомился Турно.

– А ты что такой бодрый? С чего решил, что мы будем сегодня кого-то задерживать?

– Вы хотите взять меня филёром или секретарём? – широко заулыбался Турно. – Могу попробовать. Но обычно диверсии устраивать у меня получается лучше, чем ходить в разведку…

– Это точно, приятель! Ты прав, едем вязать одного художника…

Прибыв по адресу, Ленуар остановил патрулирующего свой участок квартального полицейского и спросил у него, не знает ли тот Пьереля и не было ли связанных с художником историй. Разобрав, что говорит с «белым воротничком из центральной», городовой, конечно, сначала ничего не вспомнил. Пришлось уточнить, что Ленуар не просто «из центральной», а из бригады краж и убийств. В конце концов городовой сказал:

– Знаю этого Винсента… Ведёт себя тихо… Часто таскает к себе какие-то рулоны и картины… Соседи не жалуются… Только из комнаты его воняет красками да скипидаром… Но самому подниматься не приходилось, нет… Вы спросите у консьержки, Сара вам больше моего расскажет.

Вошли в дом. Сарой оказалась старая, но юркая женщина в пожелтевшем переднике и с чепцом на голове.

– Винсент Пьерель у себя? – спросил у неё Ленуар.

– Да, он со вчерашнего вечера ещё не спускался, – кивнула консьержка, с любопытством разглядывая сыщика и Турно. – Его комната на последнем этаже, вторая справа… А что стряслось? Винсент что-то натворил?

Ленуар не стал отвечать. Сыщику ещё предстояло разобраться в том, что натворил Винсент Пьерель. Кроме своих картин, разумеется.

Они с Турно быстро поднялись по круглой узкой лестнице на седьмой этаж. Из-за первой двери по коридору раздавался детский плач и было слышно, как ругаются родители-итальянцы. Подошли ко второй двери. Постучались – тишина. Ленуар позвал Пьереля по имени. За дверью раздался глухой звук, будто что-то упало на пол, но полицейским так никто и не открыл. Тогда Ленуар посмотрел на Турно и кивнул.

– Отойдите-ка в сторонку, – попросил великан, делая для разбега пару шагов назад. Тюк! И вышиб дверь плечом.