Чёрный, как тайна, синий, как смерть

– Казимиром Отто управляли вы, господин фон Шён, – подвёл итог Ленуар. – Именно вы, окончательно убедившись, что никто в Париже не будет прислушиваться к вашим рекомендациям, однажды решили снять с себя обвинения в мягкотелости и безвольности и отомстить французам по-своему. Именно у вас созрел план, как от них избавиться с помощью вирусов, собранных Отто.

Габриэль Ленуар вытащил из кармана часы и показал их собравшимся.

– В тайнике этих часов вы закрыли ампулу одного из вирусов, разве я не прав? Её передал вам Казимир Отто. А когда часы пропали, потому что София их взяла, чтобы откупиться часами от Хоппера, вы запаниковали и вызвали Отто к себе. София подслушала ваш разговор и узнала о вашем плане. Вы думали, что она вас поддержит, но дочь любила Францию, она любила людей и, узнав обо всём, вместо поддержки стала угрожать, что обратится в полицию. Если бы полиция обо всём узнала раньше, это поставило бы крест не только на вашей карьере, но и на карьере вашего сына. А сына вы любили больше всех. Недаром же в вашем кабинете висит только его портрет. Софию вы тоже любили, до приезда во Францию, когда она ещё вас слушалась и вела себя как примерная дочь. Наконец, София болела туберкулёзом, поэтому её смерть не привлекла бы к себе большого внимания. Вот только перед смертью девушке удалось сбежать… Вы восприняли её поведение как предательство. Знайте, что она тоже считала, что вы её предали и перед смертью вас не простила. В темнице София нацарапала на стене не своё имя, а «SOÑA», чтобы ещё раз обратить внимание полиции на часы. Когда Софию нашли в лодке, вы подумали, что часы у неё забрал Отто или она их потеряла. А когда выяснилось, что они были у меня, вы несколько раз организовывали за мной слежку и даже наняли апача, чтобы тот украл или отобрал у меня эту опасную улику.

Вильгельм фон Шён молчал, как, впрочем, и остальные гости Синей гостиной. Наконец молчание нарушил Пизон:

– Габриэль, мы проверим твои выводы, но как ты догадался, что за Клубом кобальта стоит господин посол?

– Последним штрихом к этой картине стало признание Роберта Майерза сегодня утром. Он подтвердил, что все портреты Софии фон Шён он скупал для отца девушки, то есть для вас, господин фон Шён. К тому же на картине Саламанки были изображены часы Софии… Рискну предположить, что именно вы покупали через посредников все картины Энрико Барди и Винсента Пьереля. Вам ведь не хотелось, чтобы пострадала репутация семьи фон Шён. Получая всё новые и новые заказы на портреты Софии, Барди просто ничего не оставалось, как снова и снова предлагать ей сеансы натурщицы. Это позволяло вам держать под контролем не только деятельность большинства членов Клуба кобальта, но тайное увлечение своей дочери.

Вильгельм фон Шён оправился от первого потрясения и сказал:

– Вам ничего не удастся доказать, господин полицейский. Все ваши умозаключения высосаны из пальца.

– Лаборатория Отто сгорела, но мы отправим часы Софии на экспертизу в Женеву. Уверен, что в них найдётся последний кусочек этой мозаики.



Глава 53 Воркование голубей

28 мая 1912 г., вторник

Когда они договаривались вместе позавтракать, Люсьен де Фижак не предполагал, что Ленуар постучится к нему уже в семь утра.

– Ты откуда так рано, демон? – спросонья возмутился художник.

– Из кошмара твоих снов. – Габриэль самодовольно улыбнулся и, обняв Люсьена за плечи, взъерошил его и без того взлохмаченные волосы. – Я принёс венские булочки, старик! Они ещё горячие. Где у тебя тут кофейник?

Де Фижак подошёл к столу, смахнул рукавом халата половину тюбиков с красками на пол и поставил вместо них две чистые кружки. Потом он сел на стул и, пока Габриэль чем-то гремел в кухонном закутке, снова закрыл глаза. Именно в таком положении и застал его сыщик, когда вернулся в комнату с завтраком и ароматным кофе.

– Если ты сейчас же не укусишь свою булку, то, пожалуй, я откушу тебе ухо! – заревел неожиданно близко Габриэль.

Люсьен проснулся. Сыщик распахнул окно и устроился рядом уплетать завтрак. Робкие розовые лучи солнца уже прокрались в комнату, но ещё не успели притащить за собой жару. Дышалось на удивление легко. На перекладину балкона сел голубь. Люсьен отломил кусочек булочки и бросил на пол. Птица повертела головой, а потом спустилась, склевала угощение и, громко захлопав крыльями, улетела. Художник улыбнулся. День начинался хорошо.

– Слушай, Люсьен, а с чем у тебя ассоциируется мир? – спросил Габриэль.

– Мир?..

– Да, мирное время, когда нет войн, нет страха…

– Хм, ну у тебя и разговорчики под утро… Ты что, всю ночь не спал? – подмигнул другу Люсьен.

– Ты же меня знаешь…

– Мир у меня ассоциируется с плодородной почвой, молодыми побегами, новой жизнью… Когда природа показывает нам, что всё проходит, что пустота не вечна и что рано или поздно все раны затянутся…

– Хм, забавно. – Габриэль взял один из листов бумаги и начал рисовать. – А у меня мир ассоциируется с голубем.

– Почему? – спросил Люсьен.

– Наверное, потому, что он быстро прилетает, поворкует и тут же улетает.