Чёрный конгресс

Но однажды ночью Горнозаводск проснулся от грохота и воя автомашин, его трясло, как в лихорадке. В домах плясали люстры, дребезжала и прыгала посуда. Только и спасала городок малоэтажность, добротность построек. Горные удары и землетрясения повторялись всё чаще; как спички, ломались бревна креплений под землей, шахтеры боялись идти в забой. Люди поздно поняли то, что можно было предвидеть: образовавшиеся в недрах огромные пустоты перераспределяли горное давление, почва стала проседать. Наиболее осмотрительные горожане в страхе бежали, бросая всё нажитое. Но большинство к такому бегству было не готово: подумаешь, потрясет и устаканится!

Понаехали ученые, наставили по горным выработкам счетчиков и датчиков, Петр Лукич от них не отходил, так всё это было ново и любопытно! Хотя чего уж тут неожиданного. К жене родственник как-то приезжал из деревни, оглядел эти терриконы и ахнул: «Да вы тут всё нутро земное повывернули, из глуби – к небесам вздернули, а не боитесь?»

Петр тогда только посмеялся: «А чего бояться, наш рудник, небось, не первый на планете. От царя Соломона полезные ископаемые человек из копей выскребает. Правда, не такими темпами, не в таком объеме, но как без этого?»

Однако того, что город начнут сотрясать землетрясения в пять баллов, конечно, ни он, ни кто другой не предполагал. Ученые с важностью пояснили, что при таких объемах вынутого грунта нужна закладка выработанного пространства. Но это какой же дурак будет пустые горизонты опять породой да бетоном забивать, при таких затратах металл-то дороже золота станет!

После долгих споров практиков с теоретиками, горный совет написал свое заключение: работы продолжать, крепеж усилить, особенно следить за выбросами метана, спичек в шахту не брать! Главный маркшейдер подписал заключение, а заезжему умнику лихо бросил: «Да об мою голову ответственность, выстоим, не дрейф!» На что тот, прямо тут же на совете, горько парировал: «Будьте вы все прокляты, придурки темные, дальше носа своего не видите… Вспомните меня, да поздно будет».

То ли проклятие сработало, то ли момент подгадал, но той же роковой ночью после череды страшных горных ударов город вместе с заводом провалился под землю. Стали крениться и оползать терриконы, порода возвращалась на свое место. Никакие спасатели не могли помочь в этой страшной катастрофе.

Петр Лукич как раз прощался с приезжими учеными в привокзальном ресторане, выметнулись, без ума кинулись к машинам, далеко отъехали, прежде чем остановились, оглянулись на непрекращающийся грохот, дым и вздымающееся пламя.

Говорят, по ночам над бывшим городом до сих пор встает лиловое зарево, слышится протяжный вой и стоны. Да иногда сквозь стенания пробиваются странные звуки, чавканье и чмоканье. Это Чрево Земли прожевывает и переваривает город, вместе со всеми машинами, не успевшими сбежать жителями, бетоном и пластиком.

Все подходы к гиблому месту поросли лесом, рельсы – заржавели. Реки обтекают город петлями, а если какая неразумная и забежит, там и канет без следа.

Про Горнозаводск, провалившийся под землю, рассказывают самое разное, неизменно присовокупляя и проклятие, и подписанный то ли кровью, то ли чернилами, договор, обрекший город на страшную кончину. Почему- то всё Зло приписывают Главному Маркшейдеру, хотя изменить ход событий ни он, ни кто-то другой в тот момент был уже не в силах.

Лукич, как заговоренный, прилепился на всю оставшуюся жизнь в таежном поселке, неподалеку. Слышал, что наезжали на место катастрофы отчаянные диггеры, – назад никто не вернулся. Любопытствовали копатели, ведь сколько добра числилось за богатым населением! – Туда бригады уходили, а назад никто не возвращался. Петр Лукич без устали мотался по разным инстанциям, добиваясь, чтобы все подходы к месту проклятой катастрофы перекрыли, но ему резонно возражали: «А как вы себе это представляете, охрану в тайге кольцом расположить? У вас там выработки многокилометровые под землей были проложены! Где провалится – не угадаешь…»

Один смельчак из конторских ядовито добавил: «Раньше надо было о последствиях думать, а через полвека что уж ногами сучить. Или совесть мучает?»

Петр Лукич резко поднялся, швырнул свою кепку, то ли прерывистый вздох, то ли сдерживаемое рыдание рванулось хрипло из глотки. Выговорился. А уж что его мучает – словами не определить. Только и осталось, что самому вслед за городом в Тартар отправиться, но как решиться? Пламя и грохот той страшной ночи по сию пору в нем живет.

Мы, молча, со стесненным сердцем мой проводник, со страхом и недоумением в душе я (как такое могло быть?!) быстро шли тайгой, стремясь поскорее выйти к людям.

7. Вычистили