– А как же! Газеты освещают деятельность вашей персоны достаточно широко! – тактично отозвался я. Пристрастие профессора Визерспуна к саморекламе вошло в поговорку. – А кроме того, я смотрел по телевидению ваши лекции по археологии, целую серию.
Мои речи уже, кажется, не восторгали профессора. Он вдруг посмотрел на меня подозрительно и сощурился:
– Вас интересует археология, мистер Бентолл? Вы в ней разбираетесь?
– Профессор, я ничем не отличаюсь от миллионов обывателей. Ну, слышал об этой египетской гробнице и об этом типе Тутанхамоне, ее обитателе. Но сомневаюсь, что правильно отвечу, как пишется его имя и даже как произносится.
– Что ж, хорошо. Простите, что задаю такие вопросы. Зачем – объясню вам позже. Никак не могу сосредоточиться. Кстати, молодая дама, на мой взгляд, чувствует себя неважно, я по совместительству еще и доктор. Обстоятельства, понимаете ли, вынуждают. Жить на самом краю света... – Он выскочил из комнаты, вернулся с врачебным чемоданчиком, достал оттуда термометр и предложил Мэри измерить температуру. Параллельно он вцепился пальцами в ее запястье: считал пульс.
– Пусть вам не покажется, будто мы обделены вашим гостеприимством или добротой, – сказал я. – Но, профессор, у меня весьма срочные, неотложные дела. Сколь скоро мы сможем вернуться в Суву?
– Довольно скоро. – Он пожал плечами. – Сюда заглядывает парусник с Кандаву – миль за сорок к северу отсюда – примерно один раз в шесть недель. Был он здесь... дайте-ка припомнить... недельки три тому назад, Значит, еще через три недели. Что ж, распрекраснейший вариант! Три недели. Довольно скоро, – сказал он.
Надо думать, у них на этих островах собственное представление о времени. Глядя на сверкающую лагуну в обрамлении коралловых рифов, я без труда уяснил себе почему. Но я усомнился, будет ли полковник Рейн осчастливлен моим трехнедельным романом с этой лагуной. А потому спросил:
– Может, самолет пролетит мимо?
– Никаких самолетов, никаких кораблей, ничего. – Он покачал головой и продолжал ею покачивать, пока рассматривал термометр. – Господи, спаси и помилуй! Температура – сто четыре, а пульс – сто двадцать. Боже! Боже! Да вы ведь совсем расхворались, милая миссис Бентолл! Видимо, еще в Лондоне. Ванна, постель, завтрак – именно в такой последовательности. – Мэри попыталась возразить, но он поднял руку:
– Я настаиваю. Можете занять комнату Карстерса. Ред Карстерс – это мой помощник, – пояснил он. – Сейчас он в Суве, лечится от малярии. Она в наших краях не редкость. Жду его со следующим судном... Что касается вас, мистер Бентолл... сон вам тоже, наверное, не повредит. – Он хмыкнул. – Смею думать, вы не слишком хорошо выспались в эту ночь на рифе.
– Умыться, побриться и вздремнуть пару часиков на веранде – этого мне с избытком хватит, – сказал я. – Значит, никаких самолетов? А сдают ли на острове катера напрокат? Или лодки?
– Единственная лодка на острове принадлежит Джеймсу и Джону. Имена эти условные. Имена обитателей Кандаву непроизносимы. Парни служат здесь по контракту: ловят рыбу, собирают фрукты, запасают провизию. Не обольщайтесь, никуда они вас не повезут. Если даже они согласятся, я им запрещу. Категорически.
– Слишком опасно? – Утвердительный ответ засвидетельствует: я его раскусил.
– Разумеется. И вдобавок противозаконно. Правительство Фиджи запрещает плавать на парусниках с острова на остров в период циклонов. С провинившимися обходятся сурово. Весьма сурово. Наказывают за нарушение закона.
– Может быть, какой-никакой передатчик у вас найдется. Послать радиограмму...
– Никаких передатчиков. У меня нет даже приемника. – Профессор улыбнулся. – Исследуя события тысячелетней давности, я расцениваю контакт с внешним миром как серьезную помеху. Единственная моя уступка веяниям технической моды – старинный граммофон. Знаете, с ручкой.
Он производил впечатление выжившей из ума и совершенно безобидной амебы. Посему я воздержался от совета, как следует обойтись с его граммофоном. Предпочел, пока Мэри наслаждается в ванной, сделать еще глоток, потом побрился, переоделся, насладился завтраком и наконец обрел тенистую прохладу и дремотный покой на веранде в тростниковом шезлонге.
Я хотел было предаться серьезным размышлениям, в каковых после затянувшейся интеллектуальной паузы испытывал острую потребность. Но не принял в расчет своей усталости, расслабляющего солнца, воздействия дважды двойного виски на голодный желудок, шороха пальмовой листвы под ритмичными порывами ветра. Я думал об острове, о том, как здорово было бы его покинуть, и о том, что сказал бы профессор Визерспун, кабы понял: отделаться от меня теперь можно только силой. Я думал о капитане Флеке и о профессоре, восхищаясь обоими: Флеком – за то, что он оказался в два раза более ушлым, чем я рассчитывал, то есть в конечном счете вдвое хитрее меня, а профессором – за то, что он своей виртуозностью превзошел всех встречавшихся мне на земной стезе лгунов. А потом я уснул.
СРЕДА
3 часа дня – 10 часов вечера