Мы потолковали малость на эту тему: как трудно нам пришлось, потом я дал выход своему любопытству:
– Вам, верно, пришлось немало попотеть, обзаводясь рабочей силой.
– Овчинка стоит выделки, – ответил вместо Хьюэлла Визерспун. – С индийцами чертовски трудно. Необщительны, подозрительны, угрюмы. Фиджийцы посимпатичней, но чуть только им предложишь поработать, падают в обморок. Аналогичная ситуация с теми белыми, каких удается раздобыть: это, как правило, шаромыжники, бродяги, бездельники. Иное дело – китайцы.
– Изо всех, с кем мне доводилось знаться, – лучшие работники, – подтвердил Хьюэлл. Каким-то непонятным образом ему удавалось разговаривать, не раскрывая рта. – Прокладывать дороги или туннели – в этом они мастаки. Западных американских железных дорог не было б, кабы не они.
Я ограничился какой-то более-менее уместной репликой. Осмотрелся.
Визерспун резко среагировал:
– Чего вы ищете, Бентолл?
– Ясное дело: высматриваю раритеты. – И далее с преувеличенным энтузиазмом:
– Интересно ведь увидеть глазами свидетеля, как их извлекают прямо из недр.
– Боюсь, сегодня вы ничего не увидите, – прогудел Хьюэлл. – Счастье, ежели хоть что разок за неделю попадется. Верно, профессор?
– Притом большое счастье! – согласился Визерспун. – Ну, ладно, Хьюэлл, не будем отвлекать вас. Просто хотел показать Бентоллу, чем мы здесь дышим. Значит, за ужином повидаемся.
Визерспун взял обратный курс: по лабиринтам шахты, через тернии темных переходов к ослепительному солнечному сиянию, а там – вниз, к дому. Он болтал без устали, но я его больше не слушал, поскольку увидел и услышал все, что хотел увидеть и услышать. Едва мы вошли в дом, он, сославшись на срочные дела, удалился, а я направился к Мэри. Она сидела на кровати с книгой в руках, подобрав под себя ноги, и выглядела вполне безмятежно.
– По-моему, ты собиралась поспать, – заметил я.
– Я сказала, что не собираюсь двигаться. Большая разница. – Она вновь вальяжно откинулась на свои подушки. – Теплый денек, прохладный ветер ласкает пальмы, и все это на фоне пенистого прибоя, синей лагуны и белого влажного песка. Чудесно, правда ведь?
– Понятно. А что ты там читаешь?
– Книжку про Фиджи. Очень интересная. – Она сделала жест, приобщающий к нашей теме груду книг на столике рядом с ней. – Здесь много чего о Фиджи, а также по археологии. Томми-китайчонок притащил их сюда. Тебе тоже стоило бы почитать.
– Потом. А как ты себя чувствуешь?
– Долго ты додумывался до этого вопроса.
Я насупился, двинул затылком куда-то туда, себе за спину, изображая кивок. Она мгновенно среагировала.
– Прости, милый! – импульсивный возглас, превосходно исполненный. – Я не должна была так говорить... Я чувствую себя намного лучше. Это чистая правда. Это так же верно, как и то, что вчера лил дождь. Хорошо прогулялся? – Банальности, но банальности, великолепно разыгранные, – на том же уровне, что и возглас.
Я чуть было не приступил к рассказу о своей приятной прогулке, как вдруг послышался робкий стук в дверь, откашливание, и в комнату вошел Визерспун. По моим расчетам, за дверью он провел не менее трех минут. За спиной у него нарисовались фигуры Джона и Джеймса, парней с Фиджи.
– Добрый вечер, миссис Бентолл, добрый вечер. Как себя чувствуете? Лучше, разумеется, лучше! Вы на самом деле выглядите лучше. – Он перевел взгляд на книги и тотчас нахмурился:
– Откуда они, миссис Бентолл?
– Надеюсь, я не совершила ничего предосудительного, профессор Визерспун, – обеспокоенно произнесла она. – Я попросила Томми дать что-нибудь почитать. Он и притащил все это. Не успела я взяться за первую книжку, как...
– Это редчайшее, ценнейшее издание, – сообщил он раздраженно. – Наиредчайшее, наиредчайшее. Из фонда персональной библиотеки, откуда книги не выдаются. Так уж заведено у нас, археологов. Томми не вправе был... Но не расстраивайтесь, не расстраивайтесь. У меня прекрасный набор романов, отличная коллекция детективов, что вам заблагорассудится. – Он заулыбался, великодушно позабыв об инциденте. – Я пришел, чтоб довести до вашего сведения приятную новость. Вы с мужем будете жить одни все оставшееся время. Джон и Джеймс за день очистят помещение от лишних вещей.
– Что вы, профессор! – Мэри потянулась к профессорской руке. – Как приятно! Вы так добры! Поистине ваша доброта беспредельна!
– Не стоит благодарности, моя дорогая, не стоит благодарности! – Он стал гладить руку и увлекся этим занятием куда больше, чем следовало, раз в десять больше, чем следовало. – Просто я подумал, что уединение в гостевом доме придется вам по душе. – Все это произносилось с каким-то повторяющимся периодически прищуром полузакрытых глаз, который я сначала приписал приступу колита, и зря: подмигивание, оказывается, имело жуликовато-иронический подтекст. – Смею утверждать, вы состоите в браке не очень долго. А теперь скажите, миссис Бентолл, позволит вам здоровье разделить нашу трапезу?
Реагировала она с чуткостью поистине кошачьей и с такой же быстротой. Она мгновенно уловила мое «нет»: я совершенно незаметно повел бровью, а ведь она и не смотрела в мою сторону.